На правах рекламы:
• Доставка свежих цветов в Ермекеево dostavka-byketov.ru.
Адмони В.Г. Композиция сборника рассказов «В наше время» Э. Хемингуэя
В первой большой книге Хемингуэя, в сборнике рассказов "В наше время" (1925), соотнесение конкретного содержания отдельных рассказов с эпохальным фоном достигается прежде всего, всей композицией книги. Каждому рассказу, чаще всего провинциально-американскому по своей непосредственной тематике, предпослана краткая заставка, лапидарно рассказывающая о каком-нибудь происшествии из жизни большого мира. И заставка и рассказ вместе составляют одну главу. Рисует такая заставка подчас какую-нибудь картинку из времен войны, воспоминание о боевом эпизоде. Приведем в виде примера заставку к главе четвертой: "Жарища в тот день была адова. Мы соорудили поперек моста совершенно бесподобную баррикаду. Баррикада получилась просто блеск. Высокая чугунная решетка — с ограды перед домом. Такая тяжелая, что сразу не сдвинешь, но стрелять через нее удобно, а им пришлось бы перелезать. Шикарная баррикада. Они было полезли, но мы стали бить их с сорока шагов. Они брали ее приступом, а потом офицеры одни выходили вперед и пытались свалить ее. Заграждение получилось совершенно идеальное. Офицеры у них держались великолепно. Мы просто рассвирепели, когда узнали, что правый фланг отошел и нам придется отступать" (перевод И. Волжиной).
В некоторых заставках показаны кровавые сцены испанского боя быков. В других изображаются столь же кровавые сцены из жизни Америки: убийство двух воров полицейским и казнь, совершаемая в тюрьме. Некоторые заставки рисуют эпизоды из греко-турецкой войны. И сценка из этой войны составляет общую заставку ко всей книге. Она называется "В порту Смирны" и описывает пребывание в этом порту в страшных, нечеловеческих условиях беженцев-греков, изгоняемых турками.
В отдельных случаях между заставкой и следующим за ней рассказом намечается как будто некая тематическая связь: либо по принципу сходства, либо но принципу контраста. Но значимы заставки для основного текста рассказов Хемингуэя не этими своими частными тематическими связями. Они значимы именно тем, что создают тот общий трагический фон, который мы назвали эпохальным и который заставляет по-иному увидеть тс часто незначительные, даже пустяковые эпизоды, которые происходят с героем новелл, объединенных в сборнике "В наше время", — с юным Ником Адамсом, полудвойником самого Хемингуэя, еще не оторвавшимся от провинциальной американской почвы, с его отцом и матерью и с другими персонажами рассказов. Над судьбой каждого человека нависает страшная тень того, что совершается в большом мире, — и порой отдельные эпизоды малого мира в своей беспощадности, хотя бы и обусловленной в общебиологпчсском плане, вписываются в общую жестокость и кровавость большого мира.
Сам заголовок книги многозначителен. "В нашем мире" означает пребывание и в захолустном американском мире Ника Адамса, и в обширном мире Запада, который оказывается миром войны и убийств.
Таким путем здесь создается — правда, достигаемая прямой рядоположностью — проекция, перспектива, идущая от внешнего плана повествования внутрь, к широкому мировому фону. И эта перспектива, порождающая необходимость не останавливаться на внешней стороне показываемых явлений, создает особое напряжение в рассказах Хемингуэя, вошедших в этот сборник.
В том же направлении действует и сам языковой строй прозы Хемингуэя. Глубинная перспектива создастся здесь и благодаря тому, что буквальный смысл фразы у Хемингуэя, особенно в речах персонажей, при предельной внешней простоте и точности, часто не исчерпывает ее подлинного смысла. Простейшим и грубейшим примером может служить приведенная памп выше заставка к главе четвертой. Вложенное в уста какого-то залихватского тупого солдата, это самодовольное и восторженное описание "шикарного" заграждения, которое удалось устроить на мосту, и безуспешных попыток противника справиться с этой преградой, во-первых, заставляет увидеть массу трупов, валяющихся перед заграждением, хотя непосредственно о них в хемингуэевском отрывке как будто и не сказано, а во-вторых, наполняет читателя чувством, диаметрально противоположным тому чувству, которое преисполняет упоенного успехом рассказчика, а именно ужасом и отвращением.
Такая внутренняя смысловая многоплановость фразы, естественно, отнюдь не была впервые изобретена Хемингуэем. Но у него она получает исключительно большое значение, притом в более сложных формах и органически входя в его общую стилевую систему.
Если в проанализированной нами заставке все смыслы заднего плана порождаются непосредственным содержанием и тоном этой заставки, оказываются образной реализацией данных в этой заставке намеков или обратной эмоциональной реакцией на ее эмоциональный тон, то все большее значение в творчестве Хемингуэя 20-х годов постепенно получает такое соотношение между внешним и внутренним смыслом отдельных отрезков его прозы, отдельных новелл, отдельных эпизодов романа, при котором, оставаясь в пределах данного отрезка, внутренний смысл отнюдь не может быть прямо выведен из смысла внешнего. Этот внутренний смысл нельзя просто домыслить на основании каких-то намеков, содержащихся в самом отрезке, или обнаружить как некий контраст к внешнему эмоциональному характеру, обусловленному реальным его содержанием. Здесь вообще нет непосредственного — прямого или обратного — отношения между внешним и внутренним смыслами. Отношение между ними не есть отношение подобия с положительным или отрицательным знаком. Вернее, моменты такого подобия и здесь нередко имеются, но свести к ним весь комплекс внутреннего смысла (или внутренних смыслов) не удается.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"