Анисимов И.И. Предисловие к роману Э. Хемингуэя «Иметь и не иметь»
"Иметь и не иметь". Эта большая повесть с заглавием, подчеркивающим контраст, который можно выразить и в словах: имущие — неимущие, сытые — голодные, богатые — бедные, складывается из трех эпизодов, в которых главный герой — Гарри Морган, затравленный, сброшенный на дно человек. Гарри Морган хотел бы жить честным трудом; но капитализм обрекает его на голод и вынуждает на преступление. Три эпизода, показанных в повести, — три этапа в жизни Моргана. Мы видим, как с каждым шагом" увеличивается пропасть между миром "иметь" и миром "не иметь". Чем дальше, тем больше углубляется сознание обреченности в Гарри Моргане, и человек, который хотел жить честным трудом, становится на путь преступления. Эта логика повести выражена ясными понятиями и образами.
Действие повести происходит на самом южном конце полуострова Флориды, на севере острова Кубы (в Гаване и ее окрестностях), а также в той части Флоридского пролива, которая лежит между этими двумя участками суши. Гарри Морган — владелец моторкой лодки, и вначале он занимается тем, что возит туристов на ловлю меч-рыбы. Значительную часть своей жизни он проводит на воде, на лодке Гарри Моргана развертываются самые напряженные моменты действия повести.
Путь Гарри Моргана к преступлению, которое является неизбежным следствием капиталистических отношений, показан в повести "Иметь и не иметь" с большой наглядностью. Настороженно и внимательно следит писатель за тем, как условия нелепого и безобразного общественного порядка превращают человека в преступника помимо его собственных намерений. В самом начале повести показано, как богатый турист, с которым Гарри ездил на ловлю меч-рыбы, разорил лодочника, не уплатив ему честно заработанных денег. Это был первый толчок к преступлению, и автор настойчиво подчеркивает на всем протяжении повести один лейтмотив: капитализм преступен, он сам толкает человека на преступление.
"Лодка меня кормит, — говорит Морган, — если я потеряю ее, я останусь без хлеба". И вот сначала у него отнимают то, что он честно заработал на своей лодке, позже у него отнимают лодку, которая давала ему хлеб. "Мне теперь разбирать не приходится", говорит Морган после того, как богатый турист, мистер Джонсон, увез его деньги, оставив его в Гаване без хлеба. Гарри Морган быстро скользит вниз. От сравнительно безобидной контрабанды спиртными напитками он доходит и до убийства. Показывая это стремительное падение человека, который всегда хотел жить честным трудом, автор повести показывает уродливость общественного строя, делающего человека преступником.
"Почему люди не могут жить прилично и честно и зарабатывать приличным и честным трудом?" — спрашивает самого себя Гарри Морган. Он не знает ответа на этот вопрос. Он знает только, что ему и его семье грозит голод, и он кричит в отчаянии, готовый на все:
"Я не допущу, чтобы у моих детей подводило животы от голода, и я не стану рыть канавы для правительства за гроши, которых не хватит, чтобы их прокормить. Я не знаю, кто выдумывает законы, но я знаю, что нет такого закона, чтобы человек голодал".
"Что может быть хуже, чем умирать с голоду?"— спрашивает Гарри Морган, стремясь перед самим собой оправдаться за свои преступления.
"У меня нет выбора".
Эти слова Гарри повторяет каждый раз, когда ему приходится задумываться над своей судьбой. И достоинством повести является то, что в ней с замечательной силой показано, как капитализм губит и коверкает людей. Вплоть до самого трагического конца своей жизни Гарри Морган сохраняет надежду всплыть со дна на поверхность, сделаться "честным"— вся жалкая неосуществимость этого вполне естественного желания ясна каждому читателю повести, убедительно разъясняющей безумную "логику" капитализма. Повесть "Иметь и не иметь" пропитана возмущением и презрением к миру, где господствует подобная "логика".
Этапы жизни Гарри Моргана показаны в повести так, что с каждым разом все расширяется охват изображения. Последний этап содержит яркое, широко развернутое противопоставление мира "иметь" и мира "не иметь". Последнее преступление Гарри Моргана, трагическая гибель его — все это развертывается на фоне весьма характерном. Юг Флориды и Куба стали за последнее время модными курортными местами в Америке. Съехавшиеся сюда "светские люди", бездельники, ищущие развлечений, курортные снобы, прожигатели жизни и составляют мир "иметь".
Писатель Джемс Лафтон и его жена, стола бесцветная, что не имеет даже имени, еще один писатель, Ричард Гордон и его жена Эллен, профессор Мак Уолси, "богатая и развратная" миссис Брэдли — эта компания, проводящая большую часть своего времени в кабаках Ки-Уэст, весьма выразительно представлена в повести.
Мы встречаем здесь как бы старых знакомых. Эрнест Хемингуэй не раз изображал этих людей, ищущих в разврате и пьянстве спасения от собственной опустошенности и от полной бессмысленности своего существования. Так, например, в "Фиесте" можно найти подобие и Лафтона, и Ричарда Гордона. Но там автор до известной степени романтически характеризовал опустошенность и погружение в ничто своих героев. Их гомерическое пьянство порою казалось даже каким-то вызовом скуке и пошлости жизни. В новой повести Хемингуэя этот мир дан необычайно реально, а значит во всем его уродстве. Люди, не знающие, чем заполнить бесполезное существование свое, литераторы, у которых нет творческого огня, пошляки в жизни и в худосочных, никому не нужных "произведениях" своих, язвительно и беспощадно показаны в лице Джемса Лафтона или Ричарда Гордона.
В маленькой (девятнадцатой) главке автор дает замечательно острую характеристику писательских способностей Гордона. Встретив на улице "толстую, массивно сложенную, голубоглазую женщину, с крашеными золотистыми волосами, выбивающимися из-под старой мужеской фетровой шляпы", он мигом стряпает стандартную и пошлую историйку о неинтересной женщине, которая наскучила своему мужу-рабочему. Этот "пикантный" момент он вставляет в свой роман о забастовке на текстильной фабрике. Читателю становится очевидно, какою фальшью пропитано все бездарное писательство Гордона. Читатель знает, что женщина эта — жена Гарри Моргана, знает, как нежно и преданно любит она своего мужа, какой мукой мучается она, зная, что Гарри угрожает большая опасность.
Писатель Гордон весь мир представляет как отражение своей мелкой и пошлой кабацкой жизни.
Только художник, имеющий перед собой прекрасную и возвышающую цель, мог с таким презрением изобразить современных буржуазных литераторов, "меняющих свои убеждения в угоду моде", в их жалких потугах что-то создать, когда у них нет никакого содержания и никакого права на подлинное творчество.
Когда Эллен Гордон делает попытку вырваться из этого круга и уходит от своего мужа, она очень убедительно объясняет Ричарду Гордону, что жизнь, которую они ведут, полностью бессмысленна, насквозь пропитана ложью и фальшью, что в ней нет ничего ценного и достойного. Нельзя не согласиться с той гневной тирадой, которую произносит по этому случаю миссис Гордон, но вся обреченность и тщетность ее "бунта" выявляется здесь же, ибо она рассчитывает найти "настоящего человека" в профессоре Мак Уолси. Здесь ее ожидает еще одно горькое разочарование, подобное тому, какое она пережила со своим первым супругом. Уолси весьма подобен и Лафтону, и Ричарду Гордону. Все это люди одной марки, все это представители растленного мира "иметь". И Эллен Гордон должна искать "настоящих людей" в совсем другом месте, если разрыв ее со старой жизнью серьезен.
Хемингуэй беспощаден, он обнажает всю неприглядность и фальшивость людей из мира "Иметь". Но с особым негодованием он говорит о фальшивости людей, претендующих на звание литератора. Лафтон просто бессилен что-либо написать. Ричард Гордон в своих попытках найти какое-то свежее содержание не стесняется спекулировать и такими темами, как "забастовка на текстильной фабрике". И автор рядом резких штрихов подчеркивает творческую опустошенность Гордона, неспособность его писать правдиво, глубокую бесцельность его писательства. В этом кругу буржуазных эстетов не может возникнуть ничто подлинное и яркое; чтобы творить, надо выйти из этого круга к тем "настоящим людям", которых не может найти Эллен Гордон. Этих людей во множестве увидит вокруг себя Эрнест Хемингуэй, становящийся писателем американского народа.
Пьянство в кабаках Ки-Уэст привлекает не только Лафтонов, но и тех ветеранов войны, которые сосланы американским правительством на "общественные работы" в Флориду [Об этом чудовищном преступлении американского капитала Хемингуэй писал еще в 1935 году в нашумевшем очерке, который был опубликован революционным журналом «Нью Мессес».]. Из своих грязных бараков они приходят в кабаки пропивать свой последний грош. Эти пьянствуют от отчаяния, от тоски, оттого, что они вышвырнуты из жизни. Изображая настоящее оскотинение, до которого доходят люди в кабаках Ки-Уэста, автор повести снова подходит к вопросу об удивительной "логике" капитализма, цинично издевающегося над людьми, лишающего их человеческого достоинства. На фоне этой мрачной трагедии американских ветеранов особенно выпуклыми и наглядными становятся пошлость и жалкое лицемерие господ Лафтонов.
Мир "иметь" показан в повести и через другие фигуры. На пристани Ки Уэст стоят богатые яхты скучающих бездельников. Население этих, яхт Хемингуэй демонстрирует с вполне понятным нам презрением. Богачи и их прихлебатели вроде "магистра искусств" Генри Карпентера, "о котором говорили, что если его без парашюта сбросить с высоты пять тысяч пятьсот футов, он благополучно приземлится за столом какого-нибудь богача. Хлебные маклеры, "мыслящие сделками, операциями, векселями и чеками", утомленные жизнью миллионеры и их содержанки, вроде жеманной Дороти Холлис, чей бесподобный "внутренний монолог" является как бы увеличенной фотографией пошлой, жалкой и грязной душонки. Глава, в которой перед читателем проходят эти богатые яхты с их населением, представляет одну из самых гневных и ярких глав повести. Здесь завершается тот образ самодовольного, гнусного и насквозь прогнившего мира "иметь", который и является настоящей причиной трагедии Гарри Моргана и американских ветеранов, обреченных на прозябание и медленную смерть в бараках Флориды.
Новая повесть Хемингуэя написана с, той прозрачностью и легкостью, которая свойственна лучшим страницам этого художника. Как всегда изумительные картины природы: Флоридский пролив, синий поток Гольфстрима, ловля меч-рыбы, — все это по-хемингуэевски прекрасно описано.
Повесть окрашена самыми разнообразными интонациями. То сам Гарри Морган рассказывает о событиях, накладывая на них отпечаток своей индивидуальности, то его дружок Эльберт, безработный, затравленный и отчаявшийся, то, наконец, начинается "объективное" повествование без всякого личного оттенка. Последняя интонация преобладает в повести.
В ряде мест Хемингуэй очень зло пародирует так называемое "новаторство", привлекающее писателей типа Ричарда Гордона, которые ищут способа скрыть свою никчемность. Он замечательно использует нарочитую абсурдность "потока сознания" в главе о богатых яхтах, находя в ней самую "естественную" и самую "закономерную" форму изображения нелепости и безумия мира "иметь".
Вот, например, как описана бессонница хлебного маклера, не имеющего имени.
"...Он не тревожился о том, до чего он довел других людей, о том, что с ними случилось из-за него, и как они кончили: кто расстался с особняком в аристократическом квартале и держит теперь дешевый пансион на окраине; чьи дочери, только вступившие в свет, работают теперь ассистентками у зубного врача, если только есть работа; кто в шестьдесят три года пошел в ночные сторожа, в результате очередного ажиотажа на бирже; кто застрелился в одно прекрасное утро перед завтраком, и кто из детей обнаружил труп, и что творилось после этого в доме; кто пытался продавать сначала акции, потом автомобили, потом хозяйственные принадлежности и приборы (торговцев не пускаем, уходите отсюда, и дверь с силой захлопнута перед носом) и, наконец, в некоторое отличие от отца, бросившегося с сорок второго этажа — камнем, как ястреб, только без шороха крыльев, — ступил на третий рельс перед проходом Ороро-Элджинского поезда, забыв вынуть из карманов пальто не находящие сбыта отжималки для фруктового сока, они же сбивалки для яичных белков. Разрешите только продемонстрировать вам, сударыня. Вы прикрепляете вот здесь, завинчиваете вот этот маленький винтик. Теперь смотрите. Нет, мне не нужно. Да вы только попробуйте. Не нужно. Уходите.
Тогда он вышел на улицу, и ряд голых деревьев, лысых двориков и стандартных домов, где никто ничего не хотел покупать, привел его прямо к рельсам Ороро-Элджинской.
Одни выбирали длительное падение из окна конторы или жилого лома; другие наглухо запирали двери гаража и запускали мотор; третьи прибегали к отечественной традиции Кольта или Смит-Вессона — этих остроумных механизмов, позволяющих покончить с бессонницей, забыть о раскаянии, излечиться от рака, избежать банкротства и сразу разделаться с самыми безвыходными положениями одним нажимом указательного пальца; этих великолепных изделий американской промышленности, таких портативных, таких надежных, так хорошо приспособленных для того, чтобы положить конец американскому радужному сну, когда он переходит в кошмар, и имеющих только одно неудобство — для родственников, которым приходится потом все приводить в порядок".
Полное раскрытие мира "иметь" происходит как раз в тот момент, когда Гарри Морган терпит свое крушение. Он потерял свою лодку, он лишился одной руки, все это окончательно убедило его, что "честно денег не заработаешь". И он идет на рискованнейшее дело, за которое ему приходится рассчитываться своей жизнью. Смертельно раненный Гарри Морган произносит слова, в которых выражена вся трагедия его жизни и вся нелепость того пути, который он избрал.
В полубреду, уже не умея связать концы с концами, Гарри Морган говорит: "Человек не имеет не может никак нельзя некуда". И минутою позже, — это его последние слова: "Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один" [Далее следуют слова автора, которые невозможно забыть: "Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это".] В этих бессвязных обрывках мыслей умирающего Моргана, в этих страшных бредовых формулах безысходности — "не может никак нельзя некуда" — дан яркий итог всего, что написал Хемингуэй в своей новой повести, являющейся страстным протестом против капиталистического варварства.
И то, что Гарри Морган понял лишь в последний час свой, поймет и запомнит каждый читатель повести. Путь Гарри Моргана был путем анархического приспособления к преступному укладу капиталистического мира, а не путем борьбы с ним. Становясь на путь преступления, Гарри Морган по существу избирал весьма проторенную дорожку. И его трагедия замечательно обнажает сущность буржуазного общества, жертвой которого явился человек, бежавший от голода. Книга Хемингуэя гуманистична в лучшем смысле этого слова, она протестует против уродливого бездушие и лицемерия буржуазной "цивилизации", она поднимает голос за "настоящего человека", который еще не показан Хемингуэем, но который естественно станет героем этого писателя, выходящего на новый путь.
Новая книга Хемингуэя показывает талантливого писателя в движении. В "Иметь и не иметь" сосредоточено все типичное хемингуэевское, но это не повторение пройденного, а серьезнейшая переоценка ценностей. Пусть Хемингуэй мог проявить больше решительности и последовательности, особенно, если принять во внимание, что его новая книга опубликована после возвращения автора из Испании, где Хемингуэй проявил себя, как верный друг испанского народа. Но и в том, что было дано книгою "Иметь и не иметь", так много нового для Хемингуэя, так много свежего и необыкновенного, что надо говорить об этом произведении, как об очень значительном и составляющем в развитии художника важнейший этап.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"