Черникова Е.Д. Процесс описания деятельности переводчика в метапоэтике перевода И.А. Кашкина
Аннотация: В статье исследуется возможность расширения смыслового диапазона в процессе описания деятельности переводчика в рамках метапоэтики И. А. Кашкина. Перевод рассматривается как вид реалистического искусства. Аналогия перевода и искусства заключается в идее творческого воссоздания живой действительности, отраженной в художественном произведении.
Ключевые слова: метапоэтика перевода, перевод как вид реалистического искусства, координация энциклопедизма и творчества, экранизация как вариант перевода, Кашкин, Хемингуэй
Метапоэтика перевода И.А. Кашкина - гетерогенная система, которая строится на стыке таких сфер познания действительности как наука и искусство. И.А. Кашкин исследует язык и перевод художественного произведения в терминах и понятиях реалистического искусства и общефилологических дисциплин - лингвистики и литературоведения. По мнению И.А. Кашкина, перевод нельзя рассматривать изолированно от других видов искусства, в разрыве с наукой о языке. И.А. Кашкин ведет активный полилог по проблеме изучения языка в рамках переводческой практики, призывает к сотрудничеству, к освещению вопроса с разных сторон.
Перевод как общефилологическое явление строится, по мнению И.А. Кашкина, на понятиях языка и литературы. Исследование языка перевода, по мнению переводчика, следует проводить на стыке лингвистики и литературоведения. Художественный перевод не терпит «монополию одной науки» [4, с. 499]. Взятые в отдельности приемы смежных наук о языке «не исчерпывают весь процесс до конца» [6, с. 151]. В статье «В борьбе за реалистический перевода» (1955) И.А. Кашкин пишет, что язык не следует «противопоставлять» литературе, следует использовать и то и другое «в интересах художественного перевода» [4, с. 499].
Перевод как разновидность искусства - это синергетическая система, которая включает в себя множество сфер познания и требует от переводчика комбинации энциклопедизма и творчества. «Творческий метод» И.А. Кашкина гласит: «исследовать, чтобы переводить, и переводить, чтобы исследовать» [15, с. 450]. Перевод требует от переводчика глубоких познаний в сфере культуры, истории, литературоведения, языкознания. Переводчику, как утверждает И.А. Кашкин, необходимо быть не только переводчиком-художником, мастером слова, но и универсальным ученым, воплощающим в себе качества филолога и лингвиста, историка и культуролога, психолога и социолога, теоретика и практика. Переводчик, по мнению И.А. Кашкина, - «существо двуединое»: «Он и энциклопедист- филолог и писатель-стилист. Вдумчивый исследователь и творческий полпред автора» [10, с. 113]. Переводчик по И.А. Кашкину - это энциклопедичная, элитарная языковая личность, комбинация энциклопедизма и мастерства. В основе его работы - соединение научных и художественных посылок, в основе его мастерства - умелая координация энциклопедизма и творчества: «одинаково нужен как трезвый реалистический учет обстановки и возможностей, так и вдохновенный порыв; как изучение подлинника, так и вживание в него; как строго научный анализ, так и творческий синтез. Переводчику не приходится забывать ни той, ни другой своей ипостаси» [10, с. 114].
Идея об энциклопедизме переводчика, выраженная в пространстве метапоэтических текстов И.А. Кашкина, коррелирует с энциклопедичной личностью самого И.А. Кашкина, многомерным пространством его метапоэтических дискурсов, многообразием речевых данностей. И.А. Кашкин - воплощение портрета переводчика, созданного им в процессе описания деятельности переводчика. Среди областей познания И.А. Кашкина можно выделить философию, историю, культурологию, политику, литературоведение, педагогику, лингвистику, стилистику, сравнительное языкознание, математику, биологию и это далеко не все его увлечения. В своих работах И.А. Кашкин виртуозно пользуется военной терминологией, терминологией искусства и его частных проявлений как живопись, музыка, кинематограф, кулинария. Глубокая эрудиция, мировоззрение И.А. Кашкина расширяют его смысловой диапазон, выводят его за грань обычного понимания явлений перевода и находят свое языковое выражение в работах переводчика. В диалогах с читателем И.А. Кашкин мыслит свежо, ново, доступно своему современнику. Текстам метапоэтики перевода И.А. Кашкина свойственна научная метафора и языковая игра, сопряженная с областями его знаний и сферами интересов: математикой, биологией, теологией, философией, педагогикой, политикой и тактикой.
Использование научной метафоры в пространстве метапоэтических текстов И.А. Кашкина продиктовано эпистемой и идеологией советского времени, обширной дискурсивной практикой, обширной деятельностью и фактами биографии И.А. Кашкина. Согласно биографическим источникам, И.А. Кашкин - выходец из потомственной военной семьи - получил хорошее образование: учился в московской гимназии, с 1917 по 1918 годы был студентом историко-филологического факультета Московского университета, после увольнения из армии продолжил свое образование и в 1924 году закончил педагогический факультет 2-го МГУ, участвовал в Гражданской и отечественной войне [14].
Научная метафора позволяет И.А. Кашкину вести диалог с читателем- современником доступным языком. Научная метафора в метапоэтических текстах И.А. Кашкина представлена дефинициями для толкования и интерпретации понятий метапоэтики перевода. Например:
1) дефиниции, отражающие приверженность переводчика к традиции: «вольные стрелки» [7, с. 454-455], «художник - анархист» [10, с. 113], «передовые», «отстающие», «задние ряды» [4, с. 464];
2) дефиниции этапов перевода: «поэтическая разведка», «разворачивание литературного строя», «длительная осада», «победоносный штурм», «решительный штурм», «взятие крепости» [11, с. 229];
3) дефиниции перевода: «арифметическая сумма слагаемых: содержание + форма подлинника», «искомый икс - это художественный результат самого процесса перевода» [5, с. 9];
4) дефиниции «живого» перевода: «живое дерево пересаженного в наш язык оригинала» [7, с. 465], «жизнеспособное заглавие» [4, с. 462];
5) стратегии «живого» перевода: «действие умножения, где множимое - заданный подлинник, множитель - талант и мастерство переводчика, а в алгебраическом произведении - та же книга, но в новом равноценном языковом обличье» [5, с. 9], «вдохнуть жизнь в персонажей», «перевод по образу и подобию автора», «оживить подлинник» [10, с. 111, 118];
6) дефиниции «мертвого перевода»: «обструганное бревно» [7, с. 465], «сухие, вялые переводы» [4, с. 441];
7) стратегии «мертвого» перевода: «действие деления, где делимое - опять-таки подлинник, делитель - неумелость или бездарность переводчика, а искомое частное - обедненный против подлинника текст» [5, с. 9], «умертвить подлинник» [10, с. 118], «разъятие на части», «вивисекция», «анатомирование живого кролика», «умерщвление художественного целого» [10, с. 113].
Научная метафора выводит И.А. Кашкина на новый уровень - уровень языкотворчества. Так, например, в статье «Текущие дела» (1959) И.А. Кашкин для описания стратегии перевода обыгрывает поговорку: «станешь выслеживать заведомо недоступного запретного лося - и пропуделяешь по вполне реальным зайцам» [10, с. 113-114].
Метапоэтические тексты И.А. Кашкина отличаются своеобразным исследовательским почерком, «тонкостью художественного анализа», «широтой параллелей и аналогий, иногда, казалось бы, далеких и неожиданных». Как отмечает П.М. Топер, текстам И.А. Кашкина «не во всех случаях присуща безупречная композиционная логика», но И.А. Кашкин всегда видел предмет исследования «в исторической взаимосвязи и в контрастных сопоставлениях» [14, с. 9].
Текстам И.А. Кашкина свойственна прямота и резкость в суждениях. П.М. Топер в статье «Иван Александрович Кашкин (1899-1963)» отзывается о нем как о «страстном полемисте»: «И. Кашкину было в высшей степени свойственно присущее передовой русской общественной мысли отношение к литературе, к печатному слову как к делу жизни, неумение шутить идеями <...> Мягкий в личном общении и, казалось бы, не умеющий добиваться своего, И. Кашкин обнаруживал вдруг поразительную неуступчивость и твердость, как только дело доходило до принципиального литературного спора <...> В душе он был страстным полемистом; это видно и по его статьям, и, еще больше, по стенограммам и протоколам многочисленных конференций и совещаний, в которых он принимал участие» [14, с. 9].
Исследование метапоэтики перевода и языка метапоэтики И.А. Кашкина невозможно без учета идеологического дискурса. По мнению К.Э. Штайн, «метапоэтика — это творческие установки того или иного поэта, и в условиях несвободы слова, жестко внедряемой государством идеологии (цензура, печать) они так или иначе складывались в системе отношений к хорошо выделенному и артикулированному идеологическому дискурсу» [16, с. 854]. Язык советского времени подвергался сильнейшему воздействию идеологии, которая в условиях тоталитаризма становится неотъемлемой частью культуры. Идеология подчиняет себе науку, искусство, культуру.
Язык метапоэтики перевода И.А. Кашкина под влиянием идеологического дискурса приобретает некую двойственность. Согласно И. Земцову, «двусмысленность - следствие двойственности советской социальной системы: социалистической формы, обращенной к внешнему миру, и тоталитарной сущности, направленной к собственным народам. Слова и выражения советского языка, действующие на уровне бессознательной психики, превращаются в сжатые пружины политического манипулирования: с их помощью в человека вгоняют заряды идеологической энергии. Реальность проектируется по законам вымысла: рабство объявляется свободой, ложь - истиной, война - миром и т.д.» [2, с. 7].
Наличие в тексте научной метафоры, советской идеологии отвлекает внимание от содержания, но не затрудняет восприятие текстов, благодаря способности советского читателя читать «между строк». Р. Барт в своей работе «Нулевая степень письма» (1983) отмечает: «В любом письме можно обнаружить двойственность, свойственную ему как особому объекту, который одновременно является формой языкового выражения и формой принуждения...» [1, с. 315].
Согласно классификации метапоэтик эпохи соцреализма по отношению поэтов к навязываемому им идеологическому дискурсу, предложенной К.Э. Штайн, И.А. Кашкин был одним из тех, кто «шел на определенный компромисс и пользовался двумя языковыми кодами, внешним из которых служил идеологический, а внутренним проводились идеи подлинного искусства» [16, с. 854]. О языковых кодах говорит и сам И.А. Кашкин в одном из своих стихотворений: «Если / хочешь понять/ скрытый язык / строк огневых - / внимай. // Видишь, / к деке скрипач / ухом припал, / слушая молвь / струны. // Ты же / ритм этих строк, / тайный их смысл, / страстный призыв / поймешь, // Если / ухо свое, / тихо склоняясь, / к сердцу прижмешь / моему» [9, с. 59].
Существование в соцреалистическом дискурсе требует от переводчика приспособленчества, адаптации, соглашательства. И.А. Кашкин вырабатывает систему приемов для совмещения требований идеологических стандартов социалистической государственности и процесса перевода. Посредством рефлексии, самовыражения, принципов художественности он умело маскирует принципы подлинного мастерства перевода за семантическими шаблонами, заполняющими внешний, идеологический, код. В своих работах И.А. Кашкин избегает громких слов и газетных штампов, однако, как отмечает П.М. Топер в предисловии сборника «Для читателя- современника», он «постоянно ощущал себя «бойцом идеологического фронта», а свою борьбу за принципы, которые считал правильными, - сражением на доверенном ему участке» [14, с. 9].
И.А. Кашкин умело соединяет военно-революционные, идеологические смыслы в целостную единицу языка, которая выполняет функцию приобщения деятелей литературы к решению политических задач, гарантирует соответствие требованиям идеологических стандартов социалистической государственности, означает причастность к методу социалистического реализма. При описании деятельности переводчика И.А. Кашкин часто поднимает тему революционной борьбы. Как отмечает П.М. Топер, в работах И.А. Кашкина часто встречается военная терминология, «употребляемая достаточно необычно для литературоведческих исследований» [14, с. 9]. Позиционирование перевода как части общей борьбы в идеологическом коде представлено терминами: «литературный фланг», «разворачивание литературного строя», «поэтическая разведка», «осада» и «победоносный штурм» и «взятие» подлинника-крепости [11, с. 229]. В образе «осады крепости» закодированы усилия, деятельность, направленные на преодоление, искоренение буквализма и формализма из рядов перевода.
Идея борьбы выражается в метапоэтическом дискурсе И.А. Кашкина имплицитно, посредством научной метафоры, языковой игры и антиномий. И.А. Кашкин описывает перевод через оппозицию «витальное-летальное», «эстетичное-неэстетичное» в других видах искусства: музыку, живопись, скульптуру, экранизацию, кулинарию.
1. Музыка. Чтобы подчеркнуть живое начало и эстетику перевода как искусства, И.А. Кашкин противопоставляет «чистое звучание» [12, с. 267] и «чужое звучание» [11, с. 237]; «благозвучие» и «какофонию» [11, с. 236, 239];«живой ритм» и «мертвые паузы» [4, с. 386].
По данным малого академического словаря:
‘звучание’ - ‘2. перен. Направленность, характер, смысл’ [13];
‘чистый’ - ‘9. Правильный, соответствующий определенным правилам, нормам (о языке, слоге и т. п.)’ [13];
‘чужой’ - ‘5. Имеющий мало общего с кем-л., не сходный с кем-л. по духу, взглядам, интересам; чуждый, далекий’ [13];
‘благо... ’ - ‘Первая составная часть сложных слов со значением: хорошо, добро’ [13];
‘какофония’ - ‘Режущее слух сочетание звуков, неблагозвучие (в музыке, в стихах)’ [13].
2. Живопись. Позиционируя перевод как живопись, И.А. Кашкин противопоставляет «многокрасочный язык» «ничем не объединенной языковой смеси» [11, с. 237].
По данным малого академического словаря,
‘многокрасочный’ -‘1. только поли. ф. Полигр. Относящийся к воспроизведению чего-л. в красках’; ‘2. перен. Многообразный’ [13];
‘смесь’ - ‘2. Сочетание, совокупность чего-л. разнородного’ [13].
4. Кулинария. Перевод с точки зрения кулинарии представляет собой блюдо, которое в зависимости от выбранного подхода и метода может «сохранить витамины» [4, с. 482] или остаться «бессолевым, безвитаминным питанием» [7, с. 461].
В процессе описания деятельности переводчика И.А. Кашкин предпринимает попытку сопоставить процесс перевода с еще одним видом искусства - с экранизацией фильма. Однако сопоставление искусства перевода с кинематографом выражается не только на лексическом уровне - в научной метафоре. И.А. Кашкин выходит за рамки теории концепта «перевод - кинематограф» и на практике реализует свои убеждения. Так, в 1961 году, незадолго до смерти И.А. Кашкина, в газете «Советская культура» от 16 марта в рубрике «кино» была опубликована критическая статья на экранизацию повести Э. Хемингуэя «Старик и море». Рецензия представляет собой подробный обзор повести «Старик и море» в сопоставлении с вышедшим фильмом сценариста Питера Виртеля, и режиссера Джона Старджеса «Старик и море» со Спенсером Трэси в главной роли, а также в сопоставлении с советским фильмом молодых режиссеров Т. Вульфовича и Н. Курихина «Последний дюйм» по рассказу английского писателя Джеймса Олдриджа. Свой выбор И.А. Кашкин обосновывает тем, что «обе эти картины близки не только из-за большой родственности литературного материала. Они близки и по принципу кинематографического решения, при котором нет «перевода», но зато есть благороднейше сделанное изложение» [8, с. 3].
По данным малого академического словаря, ‘экранизация’ - «Создание фильма на основе какого-либо произведения театрального искусства или литературы, не предназначенного специально для кино» [13]. Согласно И.А. Кашкину, экранизация - это особый вид перевода художественного произведения, заключающийся в творческом осознании и воссоздании единства формы и содержания текста, стиля и индивидуальной манеры автора средствами кинематографического языка доступному зрителю- современнику.
Экранизация как особый вид искусства перевода имеет ту же методологическую основу, то есть предполагает подход, метод, принципы и установки. И.А. Кашкин называет два «принципа кинематографического решения»: перевод и изложение.
По данным малого академического словаря,
‘перевод’ от ‘перевести’ - ‘6. Передать (какой-л. текст или устную речь) средствами другого языка’ [13];
‘изложение’ от ‘изложить’- ‘Сообщить, передать что-л. в связной и последовательной форме, устно или письменно’ [13].
По мнению И.А. Кашкина, ‘изложение’ - это детальное воспроизведение, «визаулизация» текста, ‘перевод’ - творческое «воссоздание» текста художественного произведение. И.А. Кашкин разграничивает принципы мерой свободы и творчества, которую позволяет себе режиссер- переводчик, и проводит таким образом аналогию с принципом реалистического метода художественного перевода и принципами формализма и буквализма.
На основании делении принципов, выделяется два вида экранизации.
1. Экранизация как «перевод» художественного произведения. Перевод художественного произведения на язык кино предполагает «творческое воссоздание», интерпретацию текста художественного произведения языком кинематографии доступным зрителю-современнику. В доказательство своих идей И.А. Кашкин в рецензии на фильм цитирует Э. Хемингуэя «Не было еще хорошей книги, которая возникала бы из заранее выдуманного символа, запеченного в книгу, как изюм в сладкую булку. Сладкая булка с изюмом хорошая штука, но простой хлеб лучше. Я попытался дать настоящего старика и настоящего мальчика, настоящее море и настоящую рыбу и настоящих акул. И если это мне удалось сделать достаточно хорошо и правдиво, они, конечно, могут быть истолкованы по-разному» [8, с. 3].
2. Экранизация как «изложение» художественного произведения. Изложение художественного произведения на язык кино предполагает его визуализацию, то есть текст художественного произведения (имплицитный и эксплицитный) является своеобразным сценарием. Ритм, темп произведения, речь и жесты героя - все элементы выдерживаются в рамках авторского видения произведения. Так, И.А. Кашкин в критической статье отмечает нарастание напряженного внутреннего ритма картины, медленное развертывание действия, что «лишь подчеркивает величавый, эпический ритм большого напряжения» и является прямым следованием излюбленной манеры письма Э. Хемингуэя [8, с. 3].
По мнению И.А. Кашкина, картина «Старик и море» режиссера Джона Старджеса - это перевод в манере «изложения». Как отмечает
И.А. Кашкин, изложения в качестве формы экранизации обосновывается стилем, ненавязчивой сдержанной манере, свойственными Э. Хемингуэю: «такие специфические, своеобразные по манере кинематографического изложения фильмы, как "Старик и море” и "Последний дюйм" не только имеют право на существование, но просто необходимы» [8, с. 3].
В газетной статье, посвященной экранизации повести Э. Хемингуэя «Старик и море» И.А. Кашкин иллюстративно доказывает, что экранизация - это не просто способ репрезентации (в лучшем случае) или интерпретации (что наиболее характерно для современности) художественного произведения, а особый вид перевода, который обладает всеми присущими переводу характеристиками.
1. Оригинал (источник). Экранизация, как и перевод, «не живет без повести. Любая экранизация, даже самая отдаленная от первоисточника, использует его идеи, материал, сюжеты, образы, атмосферу. То есть берет те или иные ресурсы «исходника» и распоряжается ими» [3, с. 15].
2. Язык перевода Экранизация художественного произведения - это всегда перевод на особый «кинематографический язык». Режиссер- постановщик должен выступать в роли переводчика, а, следовательно, должен пройти от осознания идейно-художественного единства произведения к выбору кинематографических средств, с помощью которых можно передать своеобразие авторского мастерства. И.А. Кашкин считает, что в экранизации, как и в переводе, важен оригинал, поэтому он отводит большую часть статьи на осмысление и освещение повести «Старик и море» с точки зрения стилистики и композиции, литературоведения и критики, особенностей кубинской действительности и фольклора.
2. Алгоритм перевода Согласно И.А. Кашкину, процесс перевода заключается в принципе осознания и воссоздания единства формы и содержания. По мнению И.А. Кашкина, экранизация призвана «оживить восприятие книги» средствами кинематографии [8, с. 3]. Главное в экранизации, как отмечает Антон Карелин в статье «История кино. Проблема экранизации», «передать заложенное в первоисточнике, используя киноязык, киносредства», «визуализировать то, что раньше он (читатель. - Е. Ч.) мог лишь представлять» [3, с. 15]. На данном этапе самое главное, по мнению И.А. Кашкина, не поддаться «восхищению литературным материалом», которое «сковывает творческую работу» и сценариста и режиссера. Оригинал не должен подавлять «кинематографическую мысль» [8, с. 3]. Стиль и индивидуальная манера автора художественного произведения должны быть творчески воспроизведены. Имплицитные смыслы авторского текста должны быть визуализированы и нести смысловую нагрузку на зрителя. Особое внимание, как отмечает И.А. Кашкин в своей рецензии, следует уделять образам-метафорам, например свернутый парус - «флаг неизменного поражения», большая рыба - «образ всякой большой цели и закрепление достигнутого» и др. [8, с. 3]. Экранизация, как отмечает А. Карелин в статье «История кино», должна быть «на уровне первоисточника и выше его» [3, с. 15].
Таким образом, процесс описания деятельности переводчика у И.А. Кашкина выходит за привычные рамки традиционной теории перевода. Имплицитный характер, двойственность языка метапоэтики перевода мобилизует переводчиков на борьбу за реалистическое искусство и реалистический метод отображения действительности.
Список литературы
1. Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. - М.: Радуга, 1983. - С. 306-349.
2. Земцов И.Г. Советский политический язык. - Лондон, 1985. - 431 с.
3. Карелин А. История кино. Проблема экранизации // Мир фантастики. - 15 ноября 2004 г.-С. 15-17.
4. Кашкин И.А. Для читателя-современника (Статьи и исследования). - М.: Советский писатель, 1977. - 358 с.
5. Кашкин И.А. Критики есть и нет критики // Мастерство перевода-1964. Сб. - М., 1965.-С. 5-11.
6. Кашкин И.А. О методе и школе советского художественного перевода // Знамя. - 1954. -№ 10. - С. 141-153.
7. Кашкин И.А. Перевод и реализм. Выступление на Закавказской региональной конференции по вопросам перевода в Тбилиси в 1962 году // Мастерство перевода- 1963. Сборник. - М., 1964. - С. 451-465.
8. Кашкин И.А. Старик и море // Советская культура. - 16 марта 1961 года (рецензия на фильм) - С. 3.
9. Кашкин И.А. Стихи. -М.: Захаров, 2007. - 158 с.
10. Кашкин И.А. Текущие дела (Заметки о стиле переводческой работы) // Мастерство перевода. - М., 1959. - С. 106-152.
11. Кашкин И.А. Традиция и эпигонство (Об одном переводе байроновского «Дон Жуана») // Новый мир. - 1952. - № 12. - С. 229-240.
12. Кашкин И.А. Удачи, полуудачи и неудачи (рецензия на «Избранное» Байрона. М.-Л., Детгиз, 1951) // Новый мир. - 1952. - № 2. - С. 266-268.
13. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Русский язык, 1981-1984. - (MAC).
14. Топер И.М. Иван Александрович Кашкин (1899-1963) // Для читателя- современника (Статьи и исследования). - М., 1977. - С. 5-13.
15. Художник, педагог, ученый // Мастерство перевода. - М., 1963. - С. 447-450.
16. Штайн К.Э., Петренко Д.И. Метапоэтика отображения реальной действительности «отрешения» от неё // Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. Антология: в 4 т. / под общ. ред. проф. К.Э. Штайн. - Ставрополь: Изд-во Ставропольского государственного ун-та, 2006. - Т. 4: XX в. Реализм. Соцреализм. Постмодернизм. - С. 852-870.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"