Финкельштейн И.Л. Хемингуэй, его жизнь и книги
Написал С. Сандерсон [Stewart Sanderson, Hemingway, Oliver and Boyd LTD, Edinburgh and London, 1961, 120 p.], вероятно, последнюю книгу о Хемингуэе, вышедшую при жизни писателя. Написал ясно, просто, с большой любовью к Хемингуэю, им созданному им миру.
Книга представляет собой очерк жизни и творчества писателя. Затронут в ней и ряд вопросов, дискутируемых в" специальной литературе: этическое содержание произведений Хемингуэя и нравственный кодекс его героя, эстетическое кредо писателя, автобиографическое начало в его творчестве и др.
Сандерсон не отождествляет Хемингуэя с его героями, как это делает, например, французский критик Ж.-А. Астр. По мнению Сандерсона, исследователь творчества Хемингуэя должен прежде всего помнить, что он анализирует художественные произведения большого писателя, сумевшего претворить и поднять на высоту подлинного искусства и свои наблюдения над окружающим миром, и свой собственный Жизненный опыт.
Стремление показать своеобразие Хемингуэя-художника является несомненным достоинством книги.
Главным тезисом Сандерсона, своеобразным пафосом его книги является утверждение глубоко этического характера всего творчества Хемингуэя, начиная с его ранних произведений. Смерть, жестокость, насилие интересуют писателя не сами по себе, а как важнейшие моральные проблемы современного мира, над которым нависли страх и угроза войны, в котором царит грубая сила и боль.
Сандерсон полемизирует с теми, кто считает Хемингуэя бездушным и жестоким, а его героев - грубыми, бессердечными, циничными. В книге снова и снова подчеркивается, что за сухой сдержанностью и внешней грубостью хемингуэевских героев скрываются чуткие, легко ранимые души. Основной этической проблемой Хемингуэя автор считает вопрос о том, как мужественно, сохраняя человечность и человеческое достоинство, преодолевая боль физических и духовных ран, прожить жизнь в жестоком мире насилия. В преодолении безнадежного пессимизма, в утверждении стоического мужества и душевного "благородства Сандерсои видит важнейший завет Хемингуэя людям. В соответствии с этим основным тезисом строится и анализ всего творчества писателя: акцент делается на героическом начале, развитие и трансформация которого прослеживаются вплоть до повести "Старик и море".
Анализируя творческий путь писателя, Сандерсон придерживается широко распространенной концепции: трагический опыт первой мировой войны ведет к "сепаратному миру", к разрыву с обществом; экономический кризис, вспыхнувший в 1929 году, угроза фашизма и гражданская война в Испании приводят Хемингуэя к глубокому осознанию тесных уз, связывающих каждого отдельного человека с миром общей судьбой. В то же время критик говорит о внутреннем единстве творчества писателя на всех этапах его развития.
Из произведений 20-х годов в книге наиболее интересно проанализированы сборник рассказов "В наше время" и роман "Фиеста". Убедительно показано " "воспитание чувств" Ника Адамса, сопоставленного с героями последующих произведений писателя. Тонко, с большим тактом раскрыт подтекст рассказа "Не в сезон". Хорошо понят образ героя "Фиесты" Джейка Барнса, который, как и Ник, стремится преодолеть отчаянье и боль, тянется к тому, что жизненно, естественно. Анализ романа строится на противопоставлении честной трезвости чувств и мыслей Джейка фальшивым чувствам и книжным понятиям Роберта Кона. Слабее сделан анализ романа "Прощай, оружие!". Увлекшись анализом композиции и других аспектов произведения, Сандерсон не сумел с должной силой передать его глубокий трагизм.
Не все равноценно и в главах, посвященных творчеству Хемингуэя 30-х годов, Это десятилетие рассматривается не только как время глубоких сомнений и относительных неудач, но и как период дальнейшего развития писателя, отмеченный творческими поисками и находками. Однако попытка уяснить хемингуэевскую "философию искусства" не отличается глубиной. Интереснее анализ романа "Иметь и не иметь" и пьесы "Пятая колонна", - Сандерсон понимает, какой значительный сдвиг в общественном сознании Хемингуэя они отразили. В книге говорится о важнейших выводах героев пьесы и романа, которые, как и сам писатель, осознали несостоятельность борьбы в одиночку против несправедливости буржуазного общества и фашизма. В то же время подчеркивается и граница, отделяющая Хемингуэя от коммунистов.
Роман "По ком звонит колокол" рассматривается как новое высокое достижение писателя, как итог его творческих и идейных поисков периода 30-х годов. По мнению Сандерсона, Хемингуэй достиг здесь почти эпической широты, создав сложное, глубокое, художественно законченное произведение, исполненное любви к испанскому народу. Тот факт, что суждения буржуазных критиков о романе часто прямо противоположны, Сандерсон объясняет большой сложностью романа. История, однако, раскрыла такие аспекты этого действительно сложного произведения, о которых Сандерсон и не подозревал. Приведем примечательные слова о романе: "Мы брали "По ком звонит колокол" с собой в горы, - сказал Фидель Кастро интервьюировавшему его корреспонденту, - потому что роман учил нас понимать гражданскую войну. Современную гражданскую войну".
В нашей критике уже сделана попытка оценить роман по достоинству; однако советским литературоведам еще предстоит дать глубокий, всесторонний анализ этого произведения. Необходимо также учесть, что, только правильно оценив книгу, можно понять, как Хемингуэй пришел " глубоким образным обобщениям повести "Старик и море".
Последние главы рецензируемой книги посвящены произведениям 50-х годов. Писатель особенно внимательно изучал опыт гражданских войн в Америке и Испании, наполеоновских сражений, а также обеих мировых войн. Не удивительно поэтому, что Хемингуэй высказал свое собственное, весьма критическое мнение об операциях союзных войск, последовавших за их высадкой в Нормандии. Сандерсон считает, что эти высказывания перегружают роман "За рекой, в тени деревьев", герой которого гораздо больше напоминает самого писателя, чем Роберт Джордан; творческое преображение действительности здесь находится на более низком уровне, чем в "Колоколе". По мнению автора, именно в романе "За рекой, в тени деревьев" Хемингуэй впервые начинает широко использовать символику, при этом далеко не всегда удачно. Однако эти недостатки произведения частично искупает его печальная поэзия.
В поэтической повести "Старик и море" Сандерсон видит высшее достижение писателя в области искусства слова. Двести раз перечитывал Хемингуэй повесть, прежде чем отдать ее в печать. Именно здесь он добился органического единства непосредственного изображения жизни и символики: борьба рыбака с рыбой и акулами в то же время воспринимается и как притча. Допуская интерпретацию повести как аллегорию страстей господних, Сандерсон полагает, что в свете основных интересов Хемингуэя повесть может быть истолкована и как аллегория жизненной борьбы человека, и как аллегория борьбы художника с творчески перерабатываемым им материалом. Как и многие критики, Сандерсон усматривает суть аллегорического изображения человеческой жизни в словах Сантьяго: "Человека можно уничтожить, но его нельзя победить". Сандерсон не сопоставляет повести с ранним рассказом "Непобежденный" (1925). Сравнение этих двух произведений способствовало бы уяснению внутренней логики развития Хемингуэя, помогло бы объяснить и то широкое использование символики, которое автор считает характерным для последнего периода творчества писателя. Более интересно развита мысль об аллегорическом изображении стремления писателя к художественному совершенству: Сантьяго, который при каждом выходе в море как бы заново доказывает свое искусство рыбака, сопоставляется с самим Хемингуэем, всегда заново свершавшим свой творческий подвиг.
Таковы основные положения этой небольшой, но содержательной книги. Написанная неровно, временами явно свидетельствуя о буржуазной ограниченности автора (особенно в оценке вещей "испанского периода"), она все же по-своему способствует лучшему пониманию большого писателя.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"