Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Гиленсон Б.А. Хемингуэй-антифашист

Б.А. Гиленсон «Американская литература 30-х годов XX века» - Москва : Высш. школа, 1974.

Среди американских мастеров слова, отозвавшихся на испанские события, особое, выдающееся место принадлежит Хемингуэю. Испания оказалась его могучим творческим взлетом. С ней связаны его идейные прозрения и замечательные художественные достижения. Среди многих проблем, вставших в этот период перед Хемингуэем, исключительную остроту приобрела проблема революции.

Позиция, занятая Хемингуэем в пору испанских событий, явилась итогом сложной идейной эволюции. Его миропонимание, как известно, во многом определялось горьким опытом первой мировой войны; Хемингуэй вынес оттуда презрение к официальным лозунгам, к "ура-патриотической" трескотне, равно как и к общественным институтам буржуазного правопорядка, пронизанным ложью.

В начале 20-х годов Хемингуэй молодым журналистом наблюдал драматическую панораму послевоенной Европы, процессы социального и революционного брожения, рост фашизма в Италии, жестокое подавление выступлений трудящихся в странах капитала. В это время в статьях и корреспонденциях Хемингуэя мы находим весьма скупые упоминания о Советской России. Он объективно освещает работу советских дипломатов на Генуэзской конференции 1922 года, хотя и разделяет предрассудки некоторых западных журналистов относительно "красных". Его короткий рассказ "Революционер" (из сборника "В наше время", 1924), повествующий о венгерском юноше, приехавшем после поражения революции у себя на родине в Италию, где он скитается, пользуясь случайной помощью товарищей, говорит о том, что Хемингуэй болезненно переживал спад революционной волны. В книгах, написанных в конце 20-х — начале 30-х годов, Хемингуэй намеренно уклоняется от обсуждения политических проблем.

В очерке "Старый газетчик вспоминает" (1934) Хемингуэй объясняет свою точку: зрения в этот период: "...Непосредственно после войны мир был гораздо ближе к революции, чем теперь. В те дни мы, верившие в нее, ждали ее с часу на час, призывали ее, возлагали на нее надежды, потому что она была логическим выводом. Однако где бы она ни вспыхивала, ее подавляли" [Хемингуэй Э. Избранные произведения, т. 2. М.„ 1969, с. 145.]. Далее Хемингуэй высказывает свой явно спорный тезис о том, что революция — это продукт военного разгрома, своего рода "катарсис", очищение, которое необходимо пережить обществу. По его мнению, идеалы революции предаются бесчестными и лицемерными политиками, которые, прикрываясь патетической фразой, блюдут лишь свои узкоэгоистические интересы, оболванивают людей. Скепсис по отношению к буржуазному политиканству перерастал у Хемингуэя в отрицание политики вообще, в том числе и прогрессивной. В писателях, увлеченных "политикой", пишущих на "модные" темы, он усматривал в ту пору склонность к карьеризму и своекорыстие. Не случайно Ричард Лафтон из романа "Иметь и не иметь", человек бесконечно далекий от народа, пишет "роман о забастовке на текстильной фабрике". Отсюда проистекало требование Хемингуэя писать "простую честную прозу о человеке", высказывать правду, "очищенную" от идеологического комментария; ведь когда пишешь правдиво, "все социально-экономические выводы будут напрашиваться сами собой".

В сущности, в это время Хемингуэй занимал позицию "надпартийного" искусства, которое казалось ему наиболее объективным и честным. И действительно, когда в начале 30-х годов в литературе обозначился общий поворот влево, острый интерес к социальной теме и многие писатели выступили с весьма радикальными политическими заявлениями, Хемингуэй оставался в стороне от политической злободневности, касаясь таких тем, как бой быков, охота, спорт, жизнь матадоров и т. п. ("Смерть после полудня", 1932; "Зеленые холмы Африки", 1935).

И все же с середины 30-х годов, с очерка "Кто убил ветеранов во Флориде?" (1935), посланного в "Нью Мэссис", начинается заметный поворот писателя к социальной теме. Это было гневное обвинение в адрес правительства, властей, повинных в гибели во время урагана сотен людей. А затем выступление Хемингуэя против абиссинской авантюры Муссолини — очерк "Крылья всегда над Африкой" (1936) — стало преддверием его антифашистских книг.

Роман "Иметь и не иметь", дописанный Хемингуэем уже после первой поездки в Испанию, летом 1937 года (что безусловно отразилось на его четких социальных выводах), означал решительное обращение писателя к столь характерной для литературы "красных тридцатых" теме двух Америк в их конкретном противопоставлении.

Сам Хемингуэй обозначал смысл истории главного героя словами "закат человека". Речь шла о преступлениях, совершаемых Гарри Морганом, но книга меньше всего походила на "криминальный роман". Убедительно и зримо демонстрировалось, как социальное неравенство калечит человека, как оно толкает его на уголовно наказуемые; поступки. Но этот путь оказывается неизбежным, и как лейтмотив проходят через книгу слова Гарри: "У меня нет выбора".

Три части романа — "Весна", "Осень", "Зима" фиксируют три последовательных этапа "заката" героя. И мир "иметь" оказывается его первопричиной. Мистер Джонсон, богатый американец, из тех, кто развлекается во Флориде, не только упустил дорогостоящую снасть Гарри, он еще и подло обманул его, не заплатив денег. И тогда Гарри, на руках у которого жена и трое дочерей, идет на преступление. Сначала он убивает авантюриста мистера Синга. Затем Морган вынужден заняться контрабандной перевозкой спиртного и в схватке с таможенниками получает тяжелое ранение. У него ампутирована рука, его катер конфискован, надвигается неумолимая нужда; наконец, отчаявшись, он берется за рискованное дело: тайно перевезти кубинских террористов в США; вступает с ними в схватку, во время которой и получает смертельную рану.

Но Гарри Морган — не только жертва. Его следует поставить в ряд с теми новыми героями литературы "красных тридцатых", которые начали "прозревать". Свое безвыходное положение Морган соотносит с господствующей социальной несправедливостью; недаром он участвовал в свое время в забастовках на сигарных фабриках Ки-Уэста. Простой человек, он мыслит заурядными бытовыми понятиями своей повседневной работы; тем более серьезным становится его вывод: "Я не знаю, кто выдумывает законы, но я знаю, что нет такого закона, чтобы человек голодал" (3, 548).

Горестная судьба Гарри Моргана делает логически оправданным новый для Хемингуэя мотив — преодоление индивидуализма. К мысли о необходимости коллективных усилий; Хемингуэй, думается, мог прийти, побывав в Испании. Знаменитые слова Моргана: "...Человек один не может ни черта". (3, 632), — буквально выстраданы героем. Смертельно раненный Гарри Морган произносит эти слова "растрескавшимися", "сухими и черными" губами. Затем следует краткий, афористичный авторский комментарий: "Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это" (3, 632).

Важным для понимания отношения Хемингуэя к революции является включенный в роман эпизод с кубинскими террористами, ограбившими банк. Юноша Эмилио, наиболее симпатичный среди них, характеризует вожака Роберто: "Хороший революционер, но дурной человек, Он столько убивал во времена Мачадо, что привык к этому". Оценка эта — чрезвычайно существенна: от Роберто протянется нить к Пабло из "Колокола". Да и Эмилио, произносящий взволнованные слова о судьбе своей несчастной родины, о борьбе с американским империализмом и тиранией военщины, придерживается принципа: "цель оправдывает средства". Весь этот эпизод говорит, о том, что Хемингуэя тревожит вопрос, как совместить высокие цели революции с неизбежным насилием. Он вернется к этому в "Колоколе".

Вместе с тем, эпизод этот следует оценивать и конкретно-исторически. Эмилио говорит: "Мы — не коммунисты". Действие происходит примерно в 1934 — 1935 годах, после падения на Кубе тирании Мачадо: в это время в стране шла острая борьба политических партий, которые использовали "левую", революционную фразу, прибегали к террору; большую роль в это время играли анархистские элементы.

Роман свидетельствовал о нараставшем неприятии Хемингуэем мира "иметь". Трагедия ветеранов, сосланных правительством на дальние острова и во Флориду, пытающихся забыться в вине, оттеняется картинами паразитического существования представителей этого мира.

Презрение и гнев направляли перо писателя, когда он обрисовывал Лафтона и его супругу, писателя Гордона, куртизанку Брэлли, профессора Мак-Уолси, все существование которых сводилось к непрерывным попойкам и адюльтеру. В главе, следующей за сценой гибели Гарри Моргана, контраст, двух миров достигает огромной силы. Катер провозит тело умирающего Моргана мимо роскошных яхт богачей. Писатель не скупится на уничтожающие характеристики их обитателей и хозяев.

Он проводит как бы своеобразный "смотр" пороков буржуазного общества.

Консервативная литературная критика, отмечая художественные недостатки романа, объясняет их тем, что писатель обратился в нем к социальной теме.

Эта точка зрения нуждается в пересмотре. Как и всегда у Хемингуэя, в романе великолепны описания сцен рыбной ловли, картин моря и поездок на катере, выразительны образы подвыпивших завсегдатаев кабаков Ки-Уэста. Усложнилось и само повествовательное искусство писателя. Так, первая часть — это рассказ от лица Гарри Моргана, вторая — авторское повествование; в девятой главе, открывающей третью часть, события даны через восприятие Элберта Трэси, друга Моргана, а одиннадцатая глава — это развернутый внутренний монолог главного героя. Приемы Хемингуэя в романе напоминают кинематограф: действие развертывается не последовательно, а скачками, писатель выхватывает главные эпизоды из жизни своих персонажей, он меняет планы и ракурсы повествования, чередует главы пространные и совсем краткие, перемежает картины двух противостоящих друг другу миров — "иметь" и "не иметь".

Что действительно не до конца, на наш взгляд, удалось Хемингуэю, так это композиция книги, в которой нет удивительной гармоничности и соразмерности всех элементов, отличающих, например, "Прощай, оружие". Структура романа "Иметь и не иметь", выросшая из нескольких очерков о контрабандисте Гарри Моргане, опубликованных в 1935 и 1936 годах, кажется несколько дробной, хаотичной, она словно бы распадается на отдельные новеллы или эпизоды, каждый из которых выписан, однако, с несомненным мастерством. Связь миров "иметь" и "не иметь" в сюжетном плане недостаточно органична. Эта известная внутренняя неслаженность романа, бесспорно, отражала трудности перехода писателя к новой тематике, к новым сферам изображения.

Расширение и углубление социального зрения еще определенней дало себя знать в испанский период, когда в творчество писателя пришел новый герой — борец, антифашист.

Известие о фашистском мятеже взволновало писателя: он на собственные средства покупает и передает республике 24 санитарные машины. В середине марта 1937 года он вылетает в Мадрид, живет в осажденном городе, выезжает на фронт, вместе с кинорежиссером Йорисом Ивенсом ведет съемки фильма "Испанская земля". Во время первого пребывания в Испании, продолжавшегося полтора месяца, он познакомился с солдатами на фронте, деятельностью штабов, встречался с генералом Лукачем (Матэ Залка), с М. Кольцовым, И. Эренбургом.

В августе 1937 года Хемингуэй вторично едет в Испанию, на Арагонский фронт, и находится там до января. Затем в марте — мае 1938 года он в третий раз в Испании; поздней осенью 1938 года он едет в Испанию в последний раз и вместе с отступающими частями переходит на французскую территорию. Непосредственно с поля боя он посылает корреспонденции, составившие его "Испанский репортаж", а по возвращении в США работает над новеллами.

Хемингуэю с его обостренным интересом к проблемам этики, к поведению людей в решающих обстоятельствах, перед лицом смертельной опасности, в "момент истины", как он любил выражаться, Испания открыла источники высокого мужества и благородства. Там укрепились его многообразные контакты с бойцами-антифашистами. Эдвин Ролф в книге "Батальон Линкольна" вспоминает о посещении Хемингуэем добровольцев, стоявших зимой 1937 года насмерть на Хараме; он, казалось, вливал в уставших бойцов "часть своей собственной силы и скромного мужества". "Они знали, — пишет Ролф, — что он был ветераном одной из войн, что в его теле еще находились осколки после тяжелого ранения. И то, что этот человек, известный во всем мире, отдавал свое время и силы делу республиканской Испании, во многом повышало боевой дух тех американцев, которые находились на передовой" [The Lincoln Battalion, p. 70.].

В эпитафии "Американцам, павшим за Испанию" Хемингуэй отдал дань бойцам батальона имени Линкольна, "который четыре с половиной месяца удерживал высоты Харамы". Там погибшие американцы "стали частицей испанской земли". В эпитафии были такие прекрасные строки: "Фашисты могут пройти по стране, прокладывая себе дорогу лавиной металла, ввезенного из других стран. Они могут продвигаться с помощью изменников и трусов. Они могут разрушать города и селения, постоянно держать народ в рабстве. Но ни один народ нельзя удержать в рабстве. Испанский народ встанет против них, как он всегда вставал против тиранов" (3, 18).

В Испании Хемингуэй увидел героизм целого народа, отстаивавшего свою свободу. Ипполито из рассказа "Испанские шоферы" стал для него воплощением лучших черт национального характера: мужества, скромности, надежности. Заключительные строки рассказа стали своеобразным кредо писателя: "Пусть, кто хочет, ставит на Франко или Муссолини, или на Гитлера. Я делаю ставку на Ипполито" (3, 690).

Незабываем скромный в своем мужестве герой новеллы " Американский боец" Рэвен, клерк из Питтсбурга, тяжко израненный, ослепший в бою. Героизм этого штатского человека, взявшего в руки винтовку, поражает Хемингуэя.

В ряде испанских новелл и очерков Хемингуэя впервые открыто начинает звучать голос писателя. Он как бы пересматривает концепцию объективистского, "безличного" фиксатора происходящего, высказывает к нему свое заинтересованное, взволнованное отношение. Очерк "Американский боец" кончается таким авторским комментарием: "Это какая-то новая, удивительная война, и многое узнаешь в этой войне, все то, во что ты способен поверить" (3, 696).

В Испании Хемингуэй мог воочию наблюдать коммунистов, мужество которых в бою вызывало его восхищение. В сценарии к фильму "Испанская земля" тепло упомянуты Хосе Диас, Листер, ставший "одним из самых блестящих молодых бойцов республиканской армии", Пассионария, голосом которой "говорит новая женщина Испании". "Она говорит о новом испанском народе. Это новый народ, дисциплинированный и мужественный. Это новый народ, выкованный дисциплиной его бойцов, непоколебимым мужеством его женщин" (3, 651).

Хемингуэй воздавал должное рядовым бойцам, подобным танкисту Элу Вагнеру из рассказа "Ночь перед боем". И в то же время Хемингуэй видел не только героику антифашистской борьбы, но и ее будничную, бытовую сторону. Он старался показать "все стороны" войны, подходя к ней честно и "неторопливо исследуя ее с разных точек зрения". Он помнил, что и республиканцы отнюдь не застрахованы от ошибок и промахов (рассказы "Мотылек и танк", "Все храбрые", "Испанский репортаж").

Герой пьесы "Пятая колонна" Филипп Ролингс — новое звено в эволюции главного хемингуэевского героя (Джейк; Фредерик Генри). Ролингс — журналист, помогающий республиканской разведке. Он еще несет на себе груз сомнений, связанных с его суровой работой, требующей беспощадности к врагам и отречения от личных благ. В пьесе поставлена та самая проблема выбора, которая приобретает столь настоятельное звучание для литературы "красных тридцатых".

Если лейтенант Генри уходит от борьбы, пробует изолироваться в мире личного счастья, то в "Пятой колонне" защищаются прямо противоположные нравственно-этические ценности. Коллизия личного и общественного обретает новое разрешение. Филипп Ролингс сочетает журналистику с работой в мадридской службе безопасности. Показывая будни контрразведки в борьбе с "пятой колонной", Хемингуэй пишет, что эта работа трудна и требует беспощадности к врагам. Герои пьесы, контрразведчики, подобные Антонио и Максу, не произносят высоких слов, они выполняют свой долг. Отвечая в предисловии на возможные критические упреки по поводу того, что в пьесе "не показано благородство и величие того дела, которое защищает испанский народ", Хемингуэй писал: "Для этого понадобится много пьес и рассказов, и лучшие из них будут написаны после того, как война кончится" (3,22).

Самое важное в пьесе — это выбор, сделанный Филиппом Ролингсом. Порой Ролингса обуревают сомнения относительно его работы, он пробует забыться в вине, ему не чужды радости жизни. Велик соблазн в лице Дороти Бриджес, способной журналистки, красивой холеной женщины, предлагающей ему бросить все и уехать, чтобы "наслаждаться любовью во всех отелях мира". Филипп Ролингс не без внутренней борьбы отклоняет эту возможность, равно как и чувство Дороти. Конфликт между "ночным" и "дневным" существованием, между страстью и долгом, разрешается в пользу последнего. Слова Филиппа, обращенные к Максу: "Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок" (3, 100), почти дословно повторяют высказывания самого писателя в его речи "Писатель и война".

Принципиально важна в пьесе фигура Макса — коммуниста, антифашиста, прошедшего гитлеровские застенки, где ему изуродовали лицо. В отличие от Ролингса Максу чужда внутренняя раздвоенность, он подавил в себе страсти и желания во имя интересов дела. Право революции на самозащиту (то, о чем позднее будет мучительно размышлять Роберт Джордан в "Колоколе") обосновывается не только соображениями безопасности: в словах Макса, обращенных к Ролингсу, сформулированы высшие задачи той борьбы, ради которой приносятся немалые жертвы: "Ты работаешь, чтобы у всех был хороший завтрак. Ты работаешь, чтобы никто не голодал. Ты работаешь, чтобы люди не боялись болезней и старости; чтобы они жили и трудились с достоинством, а не как рабы... Ты работаешь для всех. Ты работаешь для детей" (3, 89). Твердость Макса питается высоким примером: "Мы стали русскими, — говорит он Филиппу. — Все мы теперь в Мадриде стали русскими" (3, 94). Однако значимость этого образа ослаблена налетом аскетичности и прямолинейности.

В Испании углубились представления писателя о революции и революционерах. Герой рассказа "Никто никогда не умирает" (1939) Энрико, кубинский коммунист, бывший интербригадовец, вернувшийся на родину, непохож на Эмилио и Роберто из романа "Иметь и не иметь". Это сознательный Революционер, признающий необходимость "покончить с тактикой террора", "никогда больше не пускаться в авантюры" (3, 743). Он гибнет во время полицейской облавы, но его дело продолжит его подруга Мария.

Правда, и в Испании, в период наибольшего "полевения" Хемингуэя, его отношение к коммунизму оставалось сложным, противоречивым. Джозеф Норт приводит сказанные ему слова писателя: Коммунисты хороши, когда они борются, но упаси меня боже от споров с ними". Восхищаясь мужеством коммунистов в бою, Хемингуэй был далек от понимания их программы, в чем проявилась свойственная ему американская "нелюбовь к теории". Эти противоречия дают себя знать и в романе "По ком звонит колокол".

Б.А. Гиленсон



 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"