Грибанов Б.Т. Наш современник Эрнест Хемингуэй
В своем вступительном слове к первому собранию сочинений Хемингуэя на русском языке Константин Симонов в 1968 году писал: "...главное... — медленно и непреодолимо нарастающее ощущение масштаба потери, понесенной человечеством с уходом из жизни Хемингуэя. И одновременно все более отчетливое понимание подлинных масштабов того вклада, который он внес в мировую литературу XX века".
Это очень справедливые и точные слова. Проходят годы, а интерес к творческому наследию, которое оставил после себя Хемингуэй, не только не иссякает, но все усиливается. Этот интерес обусловлен прежде всего, тем, что, как всякий большой художник; Хемингуэй чутко прислушивался к пульсу времени, остро воспринимал больные проблемы века и стремился найти свои ответы на многие мучительные вопросы современности.
Выше всего в писателе Хемингуэй ценил честность, бескорыстную и непоколебимую преданность правде. Он утверждал, что писателю наряду с талантом и самодисциплиной "надо иметь совесть, такую же абсолютно неизменную, как метр-эталон в Париже". Вот с такой мерой ответственности и подходил Хемингуэй к явлениям жизни и к воплощению их в литературе.
Его рассказы и романы, собранные воедино в собрании сочинений, дают пусть отчасти субъективную, но довольно многогранную и широкую картину жизни Запада первой половины XX века, в известной степени их можно назвать художественной биографией того поколения западных интеллигентов, к которому принадлежал и сам Хемингуэй. Это поколение было брошено со школьной скамьи в кровавую мясорубку первой мировой войны, пережило утрату всех былых иллюзий, потом мучительно искало свое место в этой жизни, спотыкалось, ошибалось, болезненно ощущало разорванность человеческих связей, одиночество личности, ее обреченность перед лицом жестокого и безразличного мира буржуазного общества.
Судьба этого поколения на Западе была поистине трагической, недаром оно получило название "потерянного поколения". Хемингуэй, может быть, как ни один другой писатель, ощутил эту атмосферу трагедии и воплотил ее в своих рассказах и первых романах ("И восходит солнце", "Прощай, оружие!"), принесших ему мировую славу. Не случайно сам писатель называл обе эти свои книги "трагическими". "Я считал, — писал он впоследствии, — что жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешен".
Окружающий молодого Хемингуэя мир был абсурден, лишен всякой логики. Выход виделся только в революции. Спустя много лет Хемингуэй вспоминал об этом времени: "Непосредственно после войны мир был гораздо ближе к революции, чем теперь. В те дни мы, верившие в нее, ждали ее с часу на час, призывали ее, возлагали на нее надежды, потому что она была логическим выводом. Но где бы она ни вспыхивала, ее подавляли".
В качестве корреспондента канадской газеты Хемингуэй много ездил по послевоенной Европе, освещал ряд международных конференций, побывал в 1922 году на греко-турецкой войне. Зрелище страданий женщин, стариков и детей, изгоняемых из Фракии, потрясло даже его, много повидавшего в первую мировую войну. Позже Хемингуэй писал: "Я помню, как я вернулся домой с Ближнего Востока с совершенно разбитым сердцем и в Париже старался решить, попытаться ли мне сделать что-нибудь с этим, посвятив этому всю свою жизнь, или стать писателем, и решил, холодный, как змий, стать писателем и всю свою жизнь писать так правдиво, как смогу".
Иными словами, цель была одна — помочь людям, вопрос был только в том, какой путь к этой цели избрать. Хемингуэй сделал свой выбор — он решил стать писателем. Но это отнюдь не означало, что он раз и навсегда отстранился от политических проблем. О" очень рано понял, что в той борьбе, которая разворачивалась я современном ему мире между Злом и Добром — между силами реакции и силами демократии, каждый честный человек должен занять свою твердую позицию, защищая Свободу. Здесь надо уточнить, что Хемингуэй никогда не разделял идей коммунизма, хотя с уважением относился к коммунистам как к самым последовательным и самоотверженным борцам против фашизма. Пожалуй, наиболее точно политические убеждения Хемингуэя сформулированы во внутреннем монологе героя романа "По ком звонит колокол" Роберта Джордана, которому писатель придал многие черты своей собственной биографии, свои раздумья о долге человека, о его месте в жизни. Роберт Джордан говорит сам себе: "Ты не настоящий марксист, и ты это знаешь. Ты просто веришь в Свободу, Равенство и Братство. Ты веришь в Жизнь, Свободу и Право на Счастье".
Но в этой довольно расплывчатой политической платформе была одна незыблемая позиция — необходимость беспощадной, не на жизнь, а на смерть борьбы против фашизма. На этой позиции Хемингуэй твердо стоял на протяжении всей своей жизни.
Надо отдать должное политической прозорливости Хемингуэя — будучи совсем молодым и неискушенным журналистом, он сумел еще в начале 20-х годов разглядеть звериный облик фашизма. В то время, когда многие представители западной интеллигенции умилялись демагогическим лозунгам Муссолини, захватившего власть в Италии, Хемингуэй писал в своих корреспонденциях, что "Муссолини — величайший шарлатан Европы". И, что еще важнее, он сумел разобраться в политической сущности фашизма. "Фашисты, — писал он, — это отродье зубов дракона, посеянных в 1920 году, когда казалось, что вся Италия может стать большевистской." они привыкли к безнаказанному беззаконию и убийству и считали себя вправе бесчинствовать где и когда им вздумается".
С такой же резкостью писал он через несколько лет о немецкой военщине, потопившей в крови революционные выступления германского пролетариата, расправлявшейся со своими противниками "путем обдуманной программы убийств, гнуснее которых никогда еще не было на свете. Они начали сейчас же после войны убийством Карла Либкнехта и Розы Люксембург и продолжали убивать, систематически уничтожая как революционеров, так и либералов все теми же методами предумышленного убийства".
Примечательно и то, что, увидев на Генуэзской и Лозаннской международных конференциях делегацию молодой Советской республики, Хемингуэй, в отличие от большинства буржуазных журналистов, постарался дать объективные изложения позиции Советской России.
У читателя естественно должен возникнуть вопрос: почему эти политические умонастроения Хемингуэя не находили непосредственного отражения в его художественных произведениях той поры? Парадокс заключался в том, что Хемингуэй в те годы был убежден, что политика не должна вмешиваться в художественную литературу, так как такое соприкосновение сковывает писателя и не дает ему возможности быть объективным. Ему претила продажность писателей в буржуазном обществе, и он писал по этому поводу: "Писатель может сделать недурную карьеру, примкнув к какой-нибудь политической партии, работая на нее, сделав это своей профессией и даже уверовав в нее. Если это
дело победит, карьера такого писателя обеспечена. Но все это будет не впрок ему как писателю, если он не внесет своими книгами чего-то нового в человеческие знания".
Кроме того, Хемингуэй считал, что настоящий серьезный писатель вправе писать только о том, что хорошо знает, о том, что пропущено через сердце, что стало его собственной судьбой и собственной болью: "Нет на свете ничего труднее, чем писать простую честную прозу о человеке... И обманывают себя те, кто думает отыграться на политике. Это слишком легко, все эти поиски выхода слишком легки, а само наше дело неимоверно трудно. Книги нужно писать о людях, которых любишь или ненавидишь, а не о тех, которых только изучаешь. И если писать правдиво, все социально-экономические выводы будут напрашиваться сами собой". Вот это была очень важная для него мысль — что если писать правдиво, то политические выводы возникнут сами собой.
В 1932 году в книге "Смерть после полудня", посвященной бою быков, но вобравшей немало ценных соображений о литературе, и в частности о долге писателя и его месте в жизни, Хемингуэй, словно отвечая на упреки в аполитичности, косвенно признавался, что еще не видит мир как единое целое и поэтому не может давать рецептов, как спасать этот мир. Он писал: "Самое главное — жить и работать на совесть; смотреть, слушать, учиться и понимать; и писать о том, что изучил как следует, не раньше этого, но и не слишком долго спустя. Пусть те, кто хочет, спасают мир, — если они видят его ясно и как единое целое. Тогда в любой части его, если она будет показана правдиво, будет отражен весь мир. Самое важное — работать и научиться этому".
Вот он и писал о том, что хорошо знал. Одной из главных его тем стала первая мировая война. Хемингуэй на собственной шкуре испытал, что представляла собой эта война, и ненавидел, как он назвал ее, "самую колоссальную, убийственную, плохо организованную бойню, какая только была на земле". Этой войне были посвящены главки-миниатюры в его первой книге "В наше время", о вернувшихся с войны он написал рассказы "Дома" и "На Биг-Ривер". Но в полную силу эта тема прозвучала в романе "Прощай, оружие!" (1929). В него Хемингуэй вложил всю свою ненависть к войне, со всей силой таланта показал бессмысленность и античеловечность империалистической войны. Герой романа проклял войну и заключил свой "сепаратный мир" — дезертировал из армии. Но пройдет сравнительно немного лет, и Хемингуэй должен будет признать, что бывают войны, участие в которых станет священным долгом каждого честного человека, — это будут войны против фашизма.
Хемингуэй словно предвидел, что первая вооруженная схват* на с фашизмом произойдет в Испании, стране, которую он хорошо знал и любил. он был в 1931 году свидетелем бегства короля и рождения республики. "Это была последняя по времени рее-? публика, родившаяся в Европе, — писал он, — и я верил в нее". Но когда в 1933 году он вновь приехал в Испанию, он увидел, что социально-экономические отношения в стране совершенно не изменились. В одной из своих статей он писал о том, что крестьяне при республике бедствуют, как и раньше, а реакция готовится взять реванш: "Спектакль с управлением этой страной в настоящее время скорее комический, чем трагический, но трагедия очень близка".
Хемингуэй отчетливо понимал опасность, которую несли с собой гитлеровцы, захватившие в 1933 году власть в Германии. В 1935 году он выступил со статьей "Заметки о будущей войне", в ней он предсказывал, что в 1937 или 1938 году начнется новая мировая война, которую развяжут гитлеровская Германия и Италия Муссолини, и напоминал людям, что такое мировая война.
"Минувшую войну выиграли союзники, — писал он, — но в маршировавших на парадах полках были не те солдаты, что воевали. Те солдаты мертвы. Было убито более семи миллионов, и убить значительно больше, чем семь миллионов, сегодня истерично мечтают бывший ефрейтор германской армии и бывший летчик и морфинист, сжигаемые личным и военным честолюбием в тумане мрачного, кровавого, мистического патриотизма. Гитлеру не терпится развязать войну в Европе".
В том же 1935 году Муссолини напал на Абиссинию, и Хемингуэй откликнулся на это исполненной боли и горечи статьей "Крылья над Африкой". Он клеймил тех, кто нашивается на войне: "Любить войну могут только спекулянты, генералы, штабные и проститутки. Им в военное время жилось как никогда, и нажиться они тоже сумели как никогда", — жалел тех простых итальянских парней, которых послали сражаться в Абиссинию, и желал им, чтобы они поняли, кто их подлинный враг.
С удивительной прозорливостью Хемингуэй вскрывал в этой статье механику тайного сговора между агрессором и западными "демократиями", утверждая, что стоит диктатору "завопить о большевистской угрозе как неизбежном следствии его поражения — и сочувствие немедленно окажется на его стороне".
В этот период — в первой половине 30-х годов — Хемингуэй вновь и вновь возвращается к раздумьям об ответственности писателя перед своим призванием, перед своим талантом, о том, как буржуазное общество губит писателей, растлевая их денежными подачками, комфортом, славой. Эти раздумья разбросаны но книге "Зеленые холмы Африки", они стали главной темой одного из самых замечательных рассказов Хемингуэя — "Снега Килиманджаро". Казалось, он понимал, что предстоит пора тяжких испытаний, когда каждый писатель должен будет определить свое место в исторической битве, в которой будут решаться судьбы человечества.
Первый эпизод этой битвы не заставил себя долго ждать. В 1936 году в Испании был поднят фашистский мятеж и началась народно-революционная война, в которой на стороне генерала Франко приняли активное военное участие гитлеровская Германия и Италия Муссолини. Помогать же Испанской республике приехали из разных стран добровольцы-антифашисты, понимавшие, что если черную чуму фашизма не пресечь здесь, в Испании, то вскоре она будет угрожать всему миру.
Хемингуэй не мог остаться в стороне от этой схватки с фашизмом. Он отправился в Испанию в качестве корреспондента. И сказал И. Оренбургу, с которым познакомился тогда в Мадриде: "Я не очень-то разбираюсь в политике, да и не люблю ее. Но что такое фашизм, я знаю. Здесь люди сражаются за чистое дело". Он считал, что его долг — помогать Испанской республике всеми силами, и со всей страстью включился в эту борьбу. Он писал корреспонденции с самых различных участков фронта и рассказывал в них о героизме солдат республиканской армии, о бойцах Интернациональных бригад, клеймил позором зверства фашистов, призывал Англию, Францию, Соединенные Штаты помочь республике оружием. Он написал сценарий и помогал снимать фильм "Испанская земля". Он даже помогал в работе республиканской контрразведке, боровшейся с тайной фашистской агентурой. Там же, в осажденном Мадриде, он написал пьесу "Пятая колонна", героем которой стал американец Филип Ролингс, доброволец, приехавший сюда сражаться за свободу испанского народа. И в отличие от героя романа "Прощай, оружие!", заключившего "сепаратный мир" во время первой мировой войны, Филип Ролингс заявляет о своей готовности сражаться с фашизмом всегда и везде. "Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, — говорит он, — и я подписал договор на весь срок".
Крупным событием — не только литературным, но и политическим — явилось выступление Хемингуэя в 1937 году на II Конгрессе американских писателей. В этой речи он четко и недвусмысленно высказал свою убежденность в том, что долг каждого честного писателя — всеми силами участвовать в борьбе с фашизмом, ибо, как он сказал., "фашизм — это ложь, изрекаемая бандитами".
Уже после падения Испанской республики Хемингуэй создал роман о народно-революционной войне в Испанки — "По ком звенит колокол". Но не горечь поражения определяла тональность этого значительного произведения, а вера писателя в то, что как говорит герой романа перед своей гибелью, "мир — хорошее место, и за него стоит драться". И как аккомпанемент этой теме звучит в романе уверенность героя в будущей победе. Он говорит: "Пусть даже это наступление окончится неудачей, что ж, другое будет удачным". Герой в данном случае думает о конкретной военной операции, но эти слова приобретают более широкое значение — за ними стоит убежденность Хемингуэя в том, что поражение демократии в Испании явление временное, что предстоит еще главное сражение с фашизмом, где будет одержана победа.
Впоследствии, вспоминая о том времени, когда он начинал работать над романом "По ком звонит колокол", Хемингуэй писал К. Симонову: "После испанской войны я должен был писать немедленно, потому что я знал, что следующая война надвигается быстро, и чувствовал, что времени остается мало". Когда Хемингуэй в 1940 году заканчивал роман, в Европе уже бушевала вторая мировая война, гитлеровские войска? уже оккупировали Польшу, Норвегию я Бельгию, уже была разгромлена Франция, угроза вторжения нависла над Англией.
Но все это было только прелюдией решающей схватки. Решающая схватка с фашизмом началась 22 июня 1944 года, когда Гитлер напал на Советский Союз. И в эти дни, когда реакционные круги США ликовали в надежде, что гитлеровская Германия и Советский Союз в этой войне обескровят друг друга, Хемингуэи еще раз продемонстрировал свое глубокое понимание событий, понимание значения борьбы советского народа для судеб всего мира. Уже 27 июня 1941 года он послал в Москву телеграмму: "На все 100 % солидаризуюсь с Советским Союзом в его военном отпоре фашистской агрессии. Народ Советского Союза своей борьбой защищает все народы, сопротивляющиеся фашистскому порабощению". В 1942 году Хемингуэй опубликовал следующее примечательное заявление: "Двадцать четыре года дисциплины и труда во им* победы создали вечную славу, имя которой — Красная Армия. Каждый, кто любит свободу, находится в таком долгу у Красной Армии, который он никогда не сможет оплатить... Всякий, кто будет участвовать в разгроме Гитлера, должен считать Красную Армию героическим образцом, которому необходимо подражать".
В уже цитировавшемся выше письме Хемингуэя К. Симонову он писал: "Всю эту войну я надеялся повоевать вместе с войсками Советского Союза и посмотреть, как здорово вы деретесь, но не считал себя вправе быть военным корреспондентом в ваших рядах, во-первых, потому, что я не говорю по-русски, во-вторых, потому, что я считал, что буду полезнее в уничтожении "кочерыжек" (так мы прозвали немцев) на другой работе. Почти два года "провел в море на тяжелых заданиях".
Действительно, как только США вступили во вторую мировую войну, Хемингуэй стал проситься на фронт военным корреспондентом, но ему было в этом отказано. Тогда он стал на своем рыболовном катере охотиться за немецкими подводными лодками, курсировавшими у берегов Кубы — острова, который избрал своим домом Хемингуэй. Несколько раз ему удавалось навести американскую военную авиацию на вражеские подлодки, которые после этого были атакованы американскими самолетами и считались потопленными. Этот опыт его "личной" войны Хемингуэй использует потом в романе "Острова в океане".
Он продолжал сражаться с фашизмом и своим пером публициста. В 1942 году он написал вступительную статью к составленной им же антологии произведений мировой литературы о войне. В этой статье он отстаивал антифашистские цели второй мировой войны и в то же время недвусмысленно подчеркивал, что и благородные цели не должны прикрывать и оправдывать задам числом предательство буржуазных политиков, способствовавших развязыванию этой войны своей мюнхенской политикой поощрения фашистских агрессоров. Он хорошо помнил о судьбе Чехословакии и республиканской Испании. "Составитель этой книги, — писал Хемингуэй, — принимавший участие и раненный в прошлой войне, которая должна была покончить с войнами, ненавидит войну и ненавидит политиков, чье плохое управление, легковерие, алчность, себялюбие и честолюбие вызвали эту войну и сделали ее неизбежной. Но раз мы воюем, нам остается только но. Войну надо выиграть. Даже вне зависимости от того, что демократические государства, желая предотвратить эту войну, едали те страны, которые воевали или готовы были воевать".
Примечательно, что в этой же статье он предостерегал об опасности утверждения фашизма в самих Соединенных Штатах. "Мы должны выиграть войну, — писал он, — не забывая, за что мы сражаемся, чтобы, пока мы сражаемся с фашизмом, самим не соскользнуть к идеям и идеалам фашизма".
В 1944 году Хемингуэю удалось, наконец, попасть в качестве респондента на европейский театр военных действий. Он участвовал в высадке союзников в Нормандии, летал на английском бомбардировщике, бомбившем Германию. Когда началось наступав союзников во Франции, Хемингуэй сколотил отряд из французских партизан и успешно проводил с ними разведывательные операции, способствуя освобождению Парижа. Потом он участвовал в кровопролитных боях на границе с Германией. В этот период были написаны и опубликованы в журнале "Кольерс" шесть очерков писателя.
Война закончилась, антигитлеровская коалиция победила, но тревога за судьбу мира не оставляла Хемингуэя, как и многих других представителей прогрессивной западной интеллигенции. Он видел, как реакционные круги в Соединенных Штатах и в Англии обостряют международную обстановку, развязывают "холодную войну" против Советского Союза. И Хемингуэй смело поднял свой голос в защиту мира, в защиту разума.
Уже в конце 1945 года Хемингуэй выступил с предисловием к антологии "Сокровища Свободного мира", в котором призывал к сотрудничеству между народами. "Теперь, — писал он, — когда война кончилась и мертвые мертвы, для нас настало еще более трудное время, когда долг человека — понять мир. В мирное время обязанность человечества заключается в том, чтобы найти возможность для всех людей жить на земле вместе". Хемингуэй предупреждал своих соотечественников, что хотя США вышли из войны "самой сильной державой мира, важно, чтобы они не стали самой ненавистной".
Имея в виду взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки, варварские бомбардировки городов в Германии, он напоминал, что американские вооруженные силы "уничтожили больше гражданского населения в других странах, чем наши враги в своих Чудовищных злодеяниях, которые мы так осуждаем". Он писал о том, что атомная бомба — это та праща с камнем, которая может уничтожить всех великанов, включая и Соединенные Штаты, и призывал американское правительство уважать "права, привилегии и обязанности всех стран".
Страстной отповедью поджигателям новой войны прозвучало в 1948 году предисловие Хемингуэя к новому изданию романа "Прощай, оружие!", в котором он писал, что "писатель не может оставаться равнодушным к тому непрекращающемуся наглому, смертоубийственному, грязному преступлению, которое представляет собой война".
В обстановке военной истерии, раздуваемой в те годы правящими кругами в США и в ряде других стран Запада, когда средства массовой информации настойчиво внушали обывателю, что "врагом № 1" является Советский Союз, с которым придется воевать, Хемингуэй в своем первом послевоенном романе "За рекой, в тени деревьев" смело выступил против этих вредоносных тенденций. Герой этого романа полковник американской армии Кантуэлл с горечью говорит, что теперь он, как солдат, подчиняющийся приказам, не должен ненавидеть фашистов, а но леваду разговоров о том, что русские — будущие враги, заявляет: "Но лично мне они очень нравятся, я не знаю народа благороднее, народа, который больше похож на нас".
Вся сила презрения, с которым Хемингуэй относился к тогдашнему американскому правительству, выступает в словах полковника Кантуэлла: "Теперь ведь нами правят подонки. Муть, вроде той, что остается на дне пивной кружки, куда проститутки накидали окурков".
Для полковника Кантуэлла, как и для самого Хемингуэя, борьба с фашизмом — дело всей его жизни, и он верит в окончательное искоренение этой коричневой чумы. Он говорит: "Я любил три страны и трижды их терял... Две из них мы взяли назад. И возьмем третью, слышишь, ты, толстозадый генерал Франко?.. Мы возьмем ее снова и повесим вас всех вниз головой возле заправочных станций".
Хемингуэй верил в испанский народ и не сомневался в том, что в конце концов этот гордый и свободолюбивый народ скинет иго фашизма. Вновь приехав спустя много лет в Испанию, он вглядывался в лица простых людей, с которыми когда-то сражался здесь, на испанской земле, за свободу. "Ни у кого не залегла горечь в углах рта, хотя глазам, быть может, пришлось повидать многое. Горькие складки в углах рта — первый признак поражения. Поражения здесь не потерпел никто".
Политические симпатии Хемингуэя всегда оставались незыблемыми. На закате своей жизни он дождался того, что на его любимой Кубе произошла революция, и очень сожалел, что его не было при том, как революционный народ вышвырнул диктатора Батисту. Он горячо приветствовал новое правительство. "Я от всей души желаю Кастро удачи", — заявил он. В его записях есть слова: Кубинская революция была исторической необходимостью".
Так прожил свою жизнь Эрнест Хемингуэй. Это была яркая и красивая жизнь, исполненная неустанного и напряженного писательского труда, жизнь нашего современника, боровшегося рядом с нами против фашизма, против несправедливости и угнетения человека, за "Свободу и Право на Счастье".
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"