Эрнест Хемингуэй. Смерть после полудня. Глава одиннадцатая
Боевой бык против быка домашнего все равно что волк против собаки. Домашний бык может иметь вспыльчивый, коварный нрав, да и собаки встречаются злые и опасные, но домашнему быку так же далеко до подвижности, качества мышц, сухожилий и в целом до телосложения боевого быка, как дворняжке до волка с его силой, хитростью и широченным прикусом. Быки, что используются на арене, неодомашненные животные. Их вывели из породы, которая является прямой наследницей диких туров, некогда населявших весь полуостров, а выращивают быков на ранчо площадью в тысячи акров, где они свободно пасутся как самые настоящие неприрученные животные. На этих фермах специально следят, чтобы те экземпляры, которым предстоит появиться на арене, как можно реже сталкивались с человеком.
Для боевого быка характерны толстая и чрезвычайно прочная шкура с лоснящимся ворсом; небольшая, но широколобая голова; крепкие, развернутые вперед рога; короткая толстая шея с мощным мускульным пластом, который вздыбливается, когда бык разозлен; широкие плечи, очень маленькие копыта, длинный и тонкий хвост. Самки не столь мощно сложены, голова у них поменьше, рога тоньше и короче, шея длиннее, подгрудок развит менее выражено, грудь поуже, а вымя не то что не бросается в глаза, оно просто незаметно. Мне нередко доводилось видеть этих телок на любительских боях в Памплоне, где они швыряли людей как кукол, а заезжие иностранцы в один голос называли их «бычками», поскольку у них не видно характерных для самок признаков. Именно в самке боевого быка ярче всего проявляется разница между диким и домашним животным.
Когда речь заходит о корриде, часто слышится утверждение, что самки куда более опасны во время атаки, потому как, дескать, самцы при этом закрывают глаза, а самки держат их открытыми. Уж не знаю, от кого это повелось, но правды тут нет ни на грош. Самки, которых используют в любительских боях, практически всегда охотятся за человеком, а не за тканью, срезают углы в его сторону, а не носятся по прямой, и склонны выбирать себе конкретную цель, будь то мужчина или мальчишка, и гонять его среди полусотенной толпы, однако это они делают вовсе не потому, что превосходят самцов умом вследствие самой своей женской природы, как могла бы решить Вирджиния Вулф; нет, это оттого, что молодые тореро отрабатывают свою технику работу с плащом и мулетой как раз на телочках, поскольку тех никогда не выпустят на настоящий бой, к тому же никакой закон не запрещает самкам набираться опыта во всех фазах корриды. Не важно, бычок это или телочка: после нескольких «сеансов» знакомства с плащом или мулетой животное все усваивает, запоминает и, если речь идет о самце, теряет пригодность для боя, где все строится из расчета, что бык впервые встречается с пешим человеком. Когда бык не знаком с плащом или мулетой и атакует в лоб, человек сам формирует уровень опасности, работая насколько возможно близко к быку; он получает шанс испробовать различные пассы, самостоятельно выбирая их для создания эмоциональной связки, а вовсе не исключительно для самозащиты. Если бык уже бывал в бою, он будет упорно срезать углы в сторону человека, бодать ткань, намеренно целясь в стоящего за ней тореро, а что касается опасности, то теперь создавать ее будет уже бык, вынуждая человека непрерывно отступать, обороняться, смазывая тем самым четкость исполнения пассов и делая зрелищный бой невозможным.
Вся история и внутренняя организация корриды привели к тому, что быку, который совершенно не знает, что такое пеший человек, едва хватает времени научиться не доверять его трюкам и стать для него максимально опасным: в этот-то момент и происходит убийство. Бык на арене обучается до того быстро, что, если бой затянется еще хотя бы минут на десять, он вообще станет неубиваемым — во всяком случае, по предписанным правилам. Именно по этой причине тренировки и обучение проходят на телочках, которые через несколько сезонов становятся такими «образованными», что, как выражаются тореро, могут изъясняться по-латыни или на греческом. После такой школы их выпускают на любительские арены; иногда с открытыми рогами, иногда с насаженными кожаными мячиками; как бы то ни было, эти телочки стремительны и ловки как лани, они охотятся за новичками и любителями поупражняться с плащом на капеях; они расшвыривают, рвут, гоняются, пускают кровь и в целом внушают ужас дилетантам, пока наконец не устанут, и тогда на арену выводят быков-вожаков, чтобы с их помощью отвести этих vacas1 на скотный двор, отдыхать до следующего представления. Судя по всему, боевым коровам, или вакильяс, по душе такие развлечения. Их никто не подгоняет, не клеймит дивизами, не дразнит; похоже, им столь же нравится кидаться в атаку и всех расшвырять, как и боевому петуху сражаться. И конечно, их никто не мучает, в то время как у быка храбрость определяется тем, как он держится под градом болезненный уколов
«Маневрировать» боевым быком становится возможно благодаря стадному инстинкту, который позволяет погонять группой из шести и более животных, но стоит одного быка отделить от стада, как он тут же примется атаковать не важно что: человека, лошадь, любой движущийся предмет, хоть автомобиль, хоть телегу, пока его не прикончат; а подманивают боевых быков и вновь сгоняют их в стадо посредством специально обученных вожаков, или кабестрос, подобно тому, как диких слонов ловят с помощью укрощенных. Это одна из наиболее любопытных картин: видеть, как работают кабестрос при погрузке животных, при их сортировке, разводу по коридорам, что ведут к транспортным клеткам, и во всех прочих операциях, сопряженных с выращиванием, доставкой и разгрузкой боевых быков.
В старое время, когда их еще не перевозили в клетках по железной дороге или грузовиками, как сейчас, коль скоро Испания обзавелась отличными шоссе — это замечательный и куда менее утомительный способ транспортировки, — боевых быков окружали вожаками, а периметр получившегося стада охраняли верховые пастухи, вооруженные копьями под стать тем, которыми пользуются пикадоры. Вздымая клубы пыли, стадо двигалось по проселочным дорогам, заставляя деревенских кидаться в дома, захлопывать двери, запираться на все засовы, а потом таращиться в окна на широченные, пыльные спины, громадные рога, смышленые глазки и мокрые рыла, на обвязанные колокольцами шеи кабестрос, на куцые курточки, бурые от солнца физиономии и широченные серые шляпы погонщиков, трясущихся в седле по улице. Когда быки вместе, в едином стаде, они ведут себя спокойно, чувствуя уверенность благодаря своей численности, а стадный инстинкт заставляет их следовать за лидером. В провинции, вдали от железнодорожных путей, быков до сих пор перегоняют этим дедовским способом, и порой кто-то из животных может отбиться от стада (desmandarse). Однажды в нашу бытность в Испании это и случилось в одной из мелких деревушек под Валенсией. Бык споткнулся, упал на колени и сумел подняться, лишь когда все стадо успело пройти мимо. Первое, что увидел этот бык, был домишко с распахнутой дверью, где стоял человек. Бык тут же кинулся в атаку, снес мужчину с места и перекинул себе за спину. Никого не увидев внутри, он принялся метаться по дому. В спальне в кресле-качалке сидела женщина. Она была стара, глуха и не заметила шума. Бык разнес кресло в щепки и убил старуху. Вышвырнутый из дверей мужчина вернулся с ружьем, чтобы защитить свою жену, которая уже лежала в углу, куда бык ее закинул. Мужчина выстрелил в упор, но лишь вырвал кусок мяса из плеча. Бык подцепил мужчину, убил его, увидел зеркало, атаковал, затем накинулся на высокий, старомодный гардероб, после чего выскочил на улицу. Понесся по ней, по пути встретил телегу с лошадью, убил лошадь, перевернул телегу. Погонщики к тому времени уже скакали обратно, взметая громадные облака пыли. Они пригнали с собой двух вожаков, которые взяли быка в «коробочку», и тот, уронив голову, опустив загривок, мирно поплелся обратно к стаду, конвоируемый с двух сторон своими соплеменниками.
В Испании не редкость, когда быки атакуют автомобили, а порой, выскакивая на рельсы, останавливают даже локомотивы. Оказавшись на путях, они зачастую не желают уступать дорогу или вообще сходить с места, а когда машинист, отчаянно орудуя гудком, начинает медленно надвигаться, бык бросается в слепую атаку на паровоз. Настоящий торо браво не боится ничего на свете, и в кое-каких городах Испании устраиваются особенные, варварские зрелища, — сводят вместе быка и слона; известны случаи, когда боевые быки расправлялись со львами и тиграми, атакуя этих зверей с той же свирепостью, с которой они накидываются на пикадоров. Боевой бык не боится никого и ничего; по-моему, не найти более зрелищного животного, что в схватке, что в покое.
В беге с места боевой бык опережает лошадь на двадцати пяти ярдах, хотя на пятидесяти лошадь его уже обгонит. Бык умеет менять направление почти как кошка, во всяком случае, намного быстрее, чем это делает пони для игры в поло, и к четырем годам накапливает такую силищу в шейных мускулах, что способен зашвырнуть коня вместе со всадником себе за спину. Я много раз видел, как бык атакует доски барреры рогами; вернее, одним рогом, потому что предпочитает либо левый, либо правый, — раскалывая дюймовой толщины древесину. В валенсийском музее корриды экспонируется тяжелое железное стремя, в котором бык с фермы дона Эстебана Эрнандеса сделал дырку, загнав рог на целых десять сантиметров. Это стремя сохранили вовсе не потому, что какой-то бык умудрился пробить его насквозь: чудом сочли то, что пикадор при этом не получил даже царапины.
В Испании вышла книжка, ныне библиографическая редкость, которая называется «Toros Célebres»2, где в алфавитном порядке приводятся биографии знаменитых быков: триста двадцать две страницы достижений с описанием гибели. Откроем ее наугад. Эчисеро (то бишь Колдун): уроженец фермы Конча-и-Сьерра, масть серая, в 1844 году принял бой в Кадисе, где отправил в лазарет всех пикадоров от всех трех матадоров, принимавших участие в той корриде, то есть минимум семь человек, да еще убил семь лошадей. Вибора, он же Гадюка: ранчо дона Хосе Буэно, масть черная, бой в Виста-Алегра 9 августа 1908 года; оказавшись на арене, перескочил ограждение-барреру и распорол правое бедро местному плотнику Луису Гонзалесу. Матадор не сумел убить быка, пришлось возвращать его на скотный двор. Вообще-то это не тот случай, чтобы его долго помнить — за плотника не ручаюсь, — и Гадюку внесли в почетный список скорее потому, что своей выходкой он как раз поспел к появлению книги из печати и мог впечатлить ее потенциальных покупателей, нежели по каким-то иным, существенным мотивам. История умалчивает, через что пришлось пройти матадору по имени Хакета, который больше никогда нигде не появлялся. Не исключено, что бык стяжал бы себе куда более яркую славу, чем довольно пошлое пускание крови какому-то плотнику. Да я сам дважды видел, как это происходит с плотниками, но не написал о том и строчки.
Бык Сарагоса, выращенный на ранчо Лесиреяс, во время доставки на арену в португальской Моетии 2 октября 1898 года вырвался из клетки и покалечил множество народу. Местный мальчишка забежал в мэрию, и бык сумел преодолеть лестницу на первый этаж, где, как утверждает книга, «причинил великие разрушения». Охотно верю.
Комисарио с фермы дона Викториано Рипамилана, масть красная, глаза пестрые, рога широкопоставленные, был третьим по счету быком на барселонской корриде 14 апреля 1895 года. Перескочил через барреру, понесся но рядам и, давя по пути зрителей, произвел, как сообщает книга, «вполне ожидаемый беспорядок». Гвардеец по имени Исидро Сильва ткнул в него саблей, а капрал Убальдо Вигерас выстрелил по быку из карабина. Пуля пробила шею навылет и, угодив в сердце рабочего арены по имени Хуан Рекасес, уложила бедолагу на месте. В конечном итоге на Комисарио накинули лассо и закололи штыками.
Ни одно из этих происшествий, кроме самого первого, не имеет прямого касательства к собственно бою быков; то же самое относится и к инциденту с быком по имени Урон, то есть Бирюк. Выведенный на ранчо дона Антонио Лопеса Плата, он 24 июля 1904 года вступил в бой с тигром на сан-себастьянской пласа. Схватка проходила в стальной клетке. Бык всыпал тигру по первое число, причем во время одной из атак умудрился развалить клетку, и оба зверя выскочили на арену, набитую зеваками. Полиция, пытаясь прикончить уже умиравшего тигра и быка-триумфатора, произвела несколько залпов, которые «причинили тяжелые раны многочисленным зрителям». Судя по тому, как развивались другие встречи боевых быков и диких зверей, я бы сказал, что от таких зрелищ желательно держаться подальше или, по крайней мере, следить за ними из верхних лож.
Бык Офисьял, уроженец ранчо братьев Арриба, 5 октября 1884 года держал бой в Кадисе, где насадил на рог одного из бандерильеро, перескочил через барреру и троекратно прободал пикадора Чато, пустил кровь какому-то гвардейцу, сломал ногу и три ребра местному полицейскому, а ночному сторожу — руку. Вот идеальное оборонительное оружие для манифестантов, когда полиция дубинками отгоняет их от городской управы. Если б его не прикончили, можно было бы, наверное, вывести целую породу быков-антиполицаев, а то после исчезновения брусчатых мостовых утратил былое значение булыжник. На коротких дистанциях брусчатка гораздо эффективнее дубинок или даже сабель. Исчезновение булыжников и брусчатки с мостовых куда сильнее сказалось на удушении госпереворотов, чем пулеметы, слезоточивый газ и многозарядные пистолеты. Потому что правительства свергают как раз в ходе уличных стычек, когда власти не хотят убивать своих сограждан, а всего лишь намерены вбить им в голову послушание с помощью дубинок, лошадиных копыт и фухтелей. Любое правительство, которое слишком часто применяет пулеметы против граждан, падет автоматически.
Пожалуй, ярче всего любителям боев — с быками, а не с полицейскими — запомнится Эчисеро, чьи подвиги имели место на арене, где он сражался против профессионально подготовленных матадоров и вопреки получаемым ранам. В этом-то и заключается разница с уличными драками, которые, как правило, бесконечно увлекательнее, куда более зловещи и полезны (но в нашей книге совершенно ни к месту), и чемпионатом по боксу. Любой бык, затеявший побег, способен перебить множество народу и натворить бед, однако в суматохе, пока он носится по трибунам, зритель находится в куда меньшей опасности, чем тореро в момент завершающего удара, потому что очумевший бык атакует толпу слепо, не целясь. Перепрыгнувший барреру бык — если только он не гонится за кем-то — вовсе не храбр и не свиреп. Наоборот, он малодушен и всего лишь хочет удрать. По-настоящему смелый бык приветствует бой, принимает вызов на дуэль, сражается не потому, что загнан в угол, а потому что хочет этого, и эта смелость измеряется тем (ее вообще больше нечем измерить), насколько часто он по собственному хотению, без рытья песка копытом, без делан ых угроз или ложных атак принимает бой с пикадором и способен ли противостоять боли, когда стальное жало ники погружено в мышцы плеча или шеи, продолжает ли атаковать под уколами, пока не собьет лошадь вместе с ее всадником. Храбрым быком считается тот, который без колебаний и в пределах одного и того же участка арены атакует пикадоров четыре раза, не обращая внимания на боль, и всякий раз, невзирая на сталь в ране, опрокидывает лошадь с пикадором.
О храбрости быка можно судить лишь по его поведению под уколами пик, именно она лежит в основании всей испанской корриды. Храбрость настоящего торо браво — это нечто неземное и невероятное. Тут не просто свирепость, злоба и замешанная на панике смелость загнанного в угол животного. Боевой бык — зверь именно что боевой, и там, где воинственная жилка дикой породы сохранена, а вся трусость искоренена, такой бык вне боя зачастую ведет себя как самое тихое и миролюбивое животное на свете. Лучшие бои получаются отнюдь не с самыми своенравными быками. Первейшие боевые быки обладают качеством, которое испанцы именуют словом «благородство»; оно-то и есть самое удивительное. Бык, дикое существо, находит наивысшее удовольствие в сражении, принимает бой по любому поводу и без повода, и тем не менее лучшие боевые быки частенько узнают и признают майораля, то есть пастуха, который отвечал за них на ранчо и который сопровождает их до арены, порой даже позволяя себя похлопать и погладить. Я видел быка, который на скотном дворе разрешал майоралю погладить нос, мало того, дал тому усесться себе на спину, словно был конем; на арену он выскочил без каких-либо понуканий, раз за разом атаковал пикадоров, прикончил пять лошадей, приложил все силы, чтобы расправиться с бандерильеро и матадором, вел себя безжалостно, как кобра, и храбро, как львица в запале.
Конечно, не все быки благородны; на одного, с кем майораль может подружиться, найдется полсотни таких, кто атакует даже тех, кто их кормит, если по характеру движений они вдруг решат, что им бросили вызов. Точно так же далеко не все быки храбры. В двухлетнем возрасте им на ферме устраивают испытание: встречу с верховым пикадором либо в загоне, либо на открытом пастбище. За год до этого быкам ставят тавро; для этого их опрокидывают всадники, пользующиеся затупленными шестами; и к двум годам, когда они проходят проверку пикадорами, которые на сей раз орудуют копьями со стальными наконечниками, эти быки уже обладают именами и номерами, так что хозяин ранчо может отмечать в своих списках проявления храбрости по каждому животному. Если на ферме работают добросовестные люди, трусливых быков отдадут на мясо. Остальных регистрируют в учетной книге согласно проявленной храбрости, и когда приходит время отправить очередную шестерку быков в какой-то город на корриду, хозяин фермы может составить эту партию так, чтобы получился любой букет качеств по собственному усмотрению.
Клеймение выполняется во многом так же, как и на животноводческих фермах американского Запада, хотя телят, предназначенных для корриды, заранее отнимают от матерей, к тому же принимаются все меры, чтобы не повредить им рога или зрение, да и сами клейма усложнены. Они состоят из эмблемы конкретной фермы; обычно это некое сочетание букв или геометрических фигур и цифр от нуля до десяти. Клеймящие прутки имеют с одного торца деревянную рукоятку, противоположные концы раскаляются в огне докрасна. Телят держат в одном загоне, костер и орудия для клеймения находятся в другом, проход перекрывается распашной дверью. Скотники-вакьеро по одному отводят телят в клеймовочный загон, где их сбивают с ног. Чтобы удержать годовалого зеленка боевой породы, надо четырех, а то и пятерых мужчин, которые к тому же должны следить, чтобы не испортить животному незрелые рога, в противном случае быка не допустят к церемониальным боям, и хозяину фермы придется продавать его на новильяды, выручая лишь треть от цены, если не меньше. Кроме того, надо заботиться и о зрении животного, потому что даже простая соломинка может повредить глаз, опять-таки делая быка непригодным для арены. Во время простановки тавра один человек удерживает голову, остальные — ноги, туловище и хвост. Обычно под голову теленку подкладывают набитый соломой мешок, ноги спутывают, а хвост просовывают вперед, между связанными ногами. Эмблема фермы ставится на правый кострец, а цифры — вдоль пашины. Клеймят как бычков, так и телочек. После простановки тавра одно ухо пломбируют маркой фермы, а волосы на конце хвоста у бычков состригают, чтобы потом здесь выросла длинная шелковистая кисточка. Теленка отпускают, он вскакивает в полнейшем негодовании, бросается на все и вся, что только попадется ему на глаза, и, наконец, выскакивает в распахнутую дверь. Эррадеро, или клеймение, самая шумная, пыльная и суматошная операция во всей корриде. Когда испанцу хочется описать хаос и неразбериху неудачного боя, он сравнивает его с эррадеро.
А вот проверка храбрости, которая по большей части проводится в загоне, самая тихая из операций. Телят испытывают по достижении двух лет. В годовалом возрасте они еще слишком юны и недостаточно сильны, а к трем годам, наоборот, слишком могучи, слишком опасны И запомнят случившееся слишком хорошо. Если проверка устраивается в загоне, то он имеет круглую или квадратную форму, в нем возведены бурладеро, или дощатые кабинки-укрытия, за которыми прячутся люди с плащами. Это могут быть тореро-профессионалы или же любители, которых приглашают попрактиковаться на телочках, так что тренировки они проводят поочередно.
Загон обычно имеет в ширину порядка тридцати ярдов [Около 27 метров], что вполовину меньше первоклассной арены; двухлеток держат в соседнем загоне и запускают по одному. Их встречает пикадор в кожаных чапсах-«наштанниках» и куцей пастушьей курточке, с пикой длиной порядка двенадцати футов [около 4 метров], увенчанной треугольным стальным наконечником, который лишь ненамного короче того жала, что применяется в реальном бою. Пикадор сидит в седле спиной к воротам, через которые запускают теленка. Окружающие хранят гробовое молчание, да и пикадор не делает ничего, что могло бы встревожить животное, потому что самое важное здесь — это проверить склонность теленка нападать без какой-либо сторонней провокации.
При атаке бычка все подмечают его стиль: с дальнего ли расстояния, не роет ли сначала землю копытом, не издает ли рев; насколько сильно выбрасывает задние ноги, набирая полный ход, продолжает ли напирать, когда сталь впивается ему в мышцы, прогибается или выгибается в пояснице, подрабатывая ногами; а может, он склонен выносить передние ноги далеко перед собой и всего лишь бодается, отмахиваясь головой от пики, или, скажем, при уколе сразу разворачивается и прекращает атаку. Если бычок вообще отказывается атаковать, то добросовестный хозяин обрекает его на кастрацию и скотобойню, выкрикивая «буйе!», то есть «вол!»; выкрик «mópo!» означает, что бык годится для боя.
Когда животное опрокидывает лошадь со всадником, и на это иногда способен даже бычок-двухлетка, в дело вступают тореро, которым поручается увести его с помощью своих плащей, но в принципе быки вообще не должны видеть плащи. Если после первой, максимум второй атаки на пикадора не получается выявить стиль и возможную степень храбрости, распахивают ворота на пастбище, и бычку разрешают уйти. То, как он примет этот шанс на свободу, с радостью или неохотой, побежит ли не оглядываясь или будет останавливаться, разворачиваясь обратно к воротом, желая поквитаться, — все это ценные свидетельства того, как бык может повести себя на арене.
Большинство хозяев неохотно позволяют бычкам атаковать два раза и более. Они считают, что допустимое число уколов пикой ограничено. Если, к примеру, его два или три раза укололи на испытании, на арене он сможет принять, соответственно, на два или три удара меньше, и вот почему хозяева полагаются на родословную быка, проводя настоящие проверки лишь на тех самцах, которые станут быками-производителями, а также на самках. Заводчики уверены, что потомство исключительного племенного быка и храброй телки гарантированно дает боевую породу, и поэтому всякого бычка-двухлетку они склонны называть «торо» без каких-либо проверок, лишь бы у животного были идеальные рога и внешний вид без изъянов.
Телкам, идущим на расплод, позволяют атаковать пикадоров по двенадцать, а то и пятнадцать раз; работа с ними ведется как с плащом, так и с мулетой, чтобы выявить запальчивость и склонность следовать за тканью. Очень важно, чтобы телки обладали исключительной храбростью и упорно преследовали кусок материи, потому что эти качества передадутся потомству. Племенная телка должна быть сильной, мускулистой, крепкого сложения. С другой стороны, на рога с изъянами внимания не обращают, так как подобные недостатки, в общем-то, не передаются по наследству. А вот длина рогов передается, и хозяева, которые хотят, чтобы за их продукцией гонялись матадоры и в своих контрактах указывали названия именно таких ферм, часто пытаются вывести породу с рогами укороченной длины, лишь бы они укладывались в государственный стандарт; еще одна уловка животновода-селекционера — это получение породы с невысоким углом наклона рогов, чтобы они опускались ниже колена, потому что бык атакует, уронив голову; в противном случае рог пронесется выше, что гораздо опаснее, когда человек идет на резкое сближение перед завершающим ударом.
Племенных быков проверяют с величайшим тщанием. Их всегда можно распознать, если по истечении нескольких лет они все же попадают на арену. Возникает впечатление, что про пикадоров им известно все. Атакуют смело и часто, порой способны рогом выбить пику из рук человека, а однажды я видел, как бык, не обращая внимания ни на пику, ни на лошадь, намеренно подкинул голову и сдернул всадника с седла. Если над ними поработали и с мулетой, то такие быки вообще становятся неубиваемыми, и матадор, подписавший контракт на двух новильос-торос, вправе отказаться выходить на бой со столь обученным животным — или же убить его любым доступным способом. Закон требует немедленно убивать быка, если тот побывал на арене, чтобы не допустить повторного использования. Но в провинциях на это частенько смотрят сквозь пальцы и уж во всяком случае закон нарушают на капеях, или любительских боях, которые давно запрещены. Племенной бык, прошедший строжайший отбор, не обладает хитростью этих законопреступников, зато он, конечно же, бывал в боях, и любой мало-мальски сведущий зритель немедленно видит разницу. При отборе важно не спутать энергичность и силу молодости с храбростью. Если, скажем, пика соскользнет, бык вполне может инерцией атаки сбить лошадь со всадником, показав великолепное зрелище, а нот если пика вопьется прочно, тот же самый бык, может статься, притихнет, бросит упорствовать и вообще отвернется. В Кастилии, под Саламанкой, Наваррой и Эстремадурой быков испытывают в загонах, а в Андалусии это обычно происходит в открытом поле.
Те, кто ратуют за проверку в поле, заявляют: истинная храбрость быка может проявиться лишь на свободе, так как на скотных дворах бык чувствует себя загнанным в угол, а ведь сражается любое загнанное в угол животное. С другой стороны, в открытом поле за быком гоняются на лошадях, пока он не развернется навстречу; или же всадники его поддевают и опрокидывают шестами; или злят любым иным способом, пока бык не набросится на пикадора, в то время как в загоне быков оставляют в полном покое, там их никто не трогает. Словом, у обоих методов есть свои плюсы и минусы; проверка в поле, где собирается толпа верховых гостей, более зрелищна, ну а испытание в загоне по своим условиям приближается к реальному бою на арене.
Для того, кто любит корриду, чрезвычайно увлекательны все операции по выращиванию и подготовке быков, а на испытаниях царит атмосфера праздника: тут много едят, пьют, шутят, дружатся, устраивают розыгрыши, смеются над неумелыми пассами любителей из аристократии или восхищаются великолепной работой заезжих чистильщиков сапог, которые, тренируясь здесь с плащом и мул стой, мечтают переквалифицироваться на матадоров; дни стоят долгие, в воздухе пахнет прохладой осени, пылью, кожей, взмыленными лошадьми, а совсем неподалеку пасутся быки, которые в поле смотрятся колоссами.
Боевых быков выращивают в провинциях Наварра, Бургос, Паленсия, Логроньо, Сарагоса, Вальядолид, Самора, Сеговия, Саламанка, Мадрид, Толедо, Альбасете, Эстремадура и Андалусия, хотя основными регионами являются Андалусия, Кастилия и Саламанка. Самых крупных и боевитых быков поставляют Андалусия и Кастилия, а в Саламанке их выращивают с характеристиками чуть ли не под заказ. Наварра до сих пор дает множество быков, но их породистость (каста) и храбрость за последние двадцать лет сильно сдали позиции.
Всех торо браво можно разбить на два класса: тех, кого разводят, выращивают и готовят для тореро, и тех, кого выращивают ради удовольствия хозяев фермы. На одном конце шкалы Саламанка, на другом — Андалусия.
Но, говорите вы, в этой книге слишком мало разговоров. А почему здесь почти нет диалогов? Мы хотим, чтобы в книге этого гражданина люди говорили; автор только это и умеет, хотя сейчас манкирует. Этот типчик вовсе не философ, не ученый муж, он зоолог-дилетант, слишком много пьет, пунктуация у него хромает на обе ноги, а сейчас он вздумал покончить с диалогами. Ижицу ему надо прописать, вот что. Совсем рехнулся на этих быках... Читатели, пожалуй, вы правы. Ладно, пусть у нас будет небольшой диалог.
— У вас есть какое-нибудь пожелание, сударыня? Вы бы хотели что-то узнать про быков?
— Да, сударь.
— А что бы вы хотели узнать? Я готов раскрыть все подчистую.
— Так сразу и не скажешь...
— Пожалуйста, не тревожьтесь; поговорите со мной откровенно, как со своим врачом. Или с подругой. Не бойтесь, спрашивайте, что вам по-настоящему интересно.
— Сударь, я бы хотела побольше узнать об их любовной жизни.
— Сударыня, вы попали по адресу.
— Вот и расскажите.
— Ну конечно, сударыня. В конце концов, это тема ничем не хуже любой другой. Она интересна массам, в ней изрядный намек на секс, куча полезнейших сведений, и ее можно запросто вставить в диалог. Итак, сударыня, быки ведут сногсшибательную половую жизнь.
— Я так и думала. Однако не могли бы вы привести кое-какую статистику?
— С удовольствием. Телятки появляются на свет в зимние месяцы.
— Нам бы все же не про теляток.
— Сударыня, следует быть терпеливей. Все эти вещи ведут как раз к появлению теляток, а коли так, начинаться они должны тоже с них. Телятки рождаются в течение трех зимних месяцев и, отсчитывая назад на пальцах подобно тому, кто, сочетавшись браком, не так уж часто отсчитывал на пальцах девять месяцев вперед, вы обнаружите, что раз телята рождаются в декабре, январе и феврале, быков, надо думать, выпускали погулять с коровами где-то в апреле, мае и июне, как оно, собственно, и происходит. На доброй ферме содержится от двухсот до четырехсот коров, и на каждую полусотню из них есть по быку. В типичном случае хозяин держит двести телок и четырех племенных быков в возрасте от трех до пяти лет и старше. Когда быка впервые подпускают к коровам, никто не знает, как он себя поведет, хотя пустите туда букмекера, и он заявит, что бык, скорее всего, заинтересуется предложенными подругами. Однако порой бык их на дух не переносит, как, впрочем, и они в ответ, и тогда раздается такой треск рогов, что его слышно с другого конца пастбища. Иногда такой бык вдруг меняет свое отношение к одной из коров, но это редкость.
А бывает, что племенные быки, невозмутимо попасясь бок о бок с коровами, уходят в компанию боевых быков, которые, будучи предназначены для арены, вообще лишены женского общества. Впрочем, типичный результат, на который поставит букмекер, состоит в том, что один бык способен оприходовать не то что полсотни, а даже больше коров, хотя если их слишком много, он в конечном итоге ослабнет и завершит свои дни импотентом. Вы эти факты хотели услышать, или я взял на себя слишком большую смелость?
— Никто вас не винит, сударь, вы излагаете факты без обиняков, как и подобает христианину, и мы находим их весьма поучительными.
— Позвольте, я, окрыленный, расскажу вам кое-что удивительное. Бык, будучи животным, полигамен, однако порой встречается и моногамный экземпляр. Иногда племенной бык настолько увлекается одной из пятидесяти телок, что остальных просто не замечает, все внимание ей одной, а та рада-радешенька не покидать его компанию. Так и пасутся бок о бок. Когда это вскрывается, хозяева изгоняют телку из стада, а если бык не образумится, не вернется к многоженству, его отправляют к другим быкам, кого ждет арена.
— Я нахожу эту историю весьма прискорбной, сударь.
— Сударыня, все истории, дай им только время, завершаются смертью, а тот, кто прячет от вас сей факт, недостоин зваться правдивым рассказчиком. В особенности все истории про моногамию кончаются смертью, и мужчина-однолюб, пусть он и живет зачастую счастливо, умирает в страшном одиночестве. Нет в смерти более одинокого человека — за исключением самоубийцы, — нежели тот, кто, проведя много-много лет с доброй женой, переживет ее. Когда двое любят друг друга, это добром не кончается.
— Я не понимаю, сударь, что вы имеете в виду под словом «любовь». В ваших устах оно звучит не очень привлекательно.
— Сударыня, хотя слово древнее, каждый берет его и собственное пользование новехоньким и изнашивает самостоятельно. Это слово заполнено смыслом, как надутый бычий пузырь, и теряет его столь же быстро. Его можно проткнуть как пузырь, затем заклеить и вновь надуть, а если его у вас нет, то для вас оно и не существует. Все толкуют о любви, но те, у кого она есть, ею помечены, и не хочу я о ней говорить, потому что из всех тем для разговора она самая смехотворная, только дураки проходят через нее по нескольку раз. Да я лучше сифилис подцеплю, чем влюблюсь в новую женщину, пока у меня кто-то есть.
— Но какое отношение это имеет к быкам, сударь?
— Никакого, сударыня, ровным счетом никакого, я лишь треплю языком, отрабатывая ваши денежки.
— Меня заинтересовал предмет нашего разговора. Чем же любовь помечает своих владельцев? Или это была просто фигура речи?
— Те, кого действительно посетила любовь, после ее ухода оказываются помечены своего рода безразличием. Я говорю это как натуралист, не из желания подпустить романтики.
— Ужасно неприятно такое слышать.
— Я не нарочно, сударыня, за что купил, за то и продал.
— Впрочем, я частенько слушаю вас с удовольствием.
— Смею надеяться, сударыня, что я вновь доставлю нам радость.
Примечания
1 Коровы. (исп.)
2 «Знаменитые быки».(исп.)
| Предыдущая страница | Оглавление "Смерть после полудня" | Следующая страница |
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"