Эрнест Хемингуэй

Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Произведения написанные Хемингуэем на Кубе

Кто-то сравнил Хемингуэя, жившего на Кубе, с Гогеном. То, как Хемингуэй описывал наш остров, то, как он воспринимал его обычаи, без сомнения, свидетельствует о его интересе и любви к Кубе. Один из литературных критиков был совершенно прав, утверждая, что превосходные описания кубинских пейзажей в произведениях Хемингуэя вполне могут соперничать с созданными им впечатляющими картинами лесов американского Среднего Запада, суровых гор Испании или снежных вершин Австрии и Германии. "Очевидно, что этому наследию, оставленному Хемингуэем, не грозит покрыться пылью, как экспонатам его дома-музея, что оно навеки и на весь мир прославило имя Кубы". Томас Хадсон, последний из хемингуэевских героев, умирает на мостике своего катера:

"Набирая скорость, судно шло к синим холмам впереди... Томас Хадсон смотрел на них. Все теперь отодвинулось куда-то, и не нужно было ни о чем размышлять и беспокоиться. Он чувствовал, что судно набирает скорость, чувствовал прижатыми к полу лопатками милый знакомый перестук моторов... Он посмотрел в небо, которое всегда так любил, посмотрел на лагуну, которую он уже никогда не напишет..."

В трех из восьми романов Хемингуэя главное место действия — Куба: "Иметь и не иметь", "Старик и море" и "Острова в океане". Действие романов "Фиеста" и "По ком звонит колокол" происходит в Испании, а романов "Прощай, оружие!" и "За рекой, в тени деревьев" — в Италии. И лишь в одном романе действие происходит в США — в "Вешних водах". Некоторые сцены "Фиесты" разворачиваются во Франции, главным образом в Париже, а некоторые ("Прощай, оружие!") — в Швейцарии. В "Островах в океане" география смешанная, поскольку действие частично происходит на Бимини, а в "Иметь и не иметь" — в Ки-Уэсте. Но существуют и другие мнения насчет географии хемингуэевских произведений. Так, весьма уважаемый критик и социолог Роберт Эскарпит (в книге "Хемингуэй". Брюссель, 1964 г.) пишет, что в произведениях Хемингуэя фигурирует 10 стран. Наибольшее количество сцен, согласно его подсчетам, происходит в Италии, которую писатель знал лучше всего после своей собственной страны. Затем идет Испания. Куба должна была занимать в его произведениях восьмое место, поделив его с Мексикой, и упомянута она непосредственно всего два раза. В то время, когда Эскарпит писал свою книгу, еще не были опубликованы "Острова в океане", но уже пользовались широкой известностью такие произведения, как "Иметь и не иметь" и "Старик и море".

Спорным является также его утверждение о том, что Куба упоминается Хемингуэем непосредственно лишь два раза. В романе "Зеленые холмы Африки", "По ком звонит колокол" и "Пятая колонна" есть интереснейшие описания Кубы.

Все последующие произведения Хемингуэя, начиная с "По ком звонит колокол", так или иначе связаны с Кубой, потому что он или начал их писать, или написал в этой стране. Он высоко ценил два места в Гаване, где ему особенно хорошо работалось: отель "Амбос Мундос" и свой дом на Финке Вихии.

Значительная часть из того, что было создано Хемингуэем в 30-е годы, в частности его очерки о рыбной ловле, написаны им в отеле "Амбос Мундос". Вернувшись к журналистской деятельности в октябре 1933 года, после 10-летнего перерыва, он пишет для "Эсквайра" очерк "Ловля марлина около крепости Морро". В первом абзаце описывается та часть старой Гаваны, которая видна из окна его гостиничного номера. Легкий юмористический тон очерка свидетельствует о прекрасном расположении духа, в котором пребывал Хемингуэй. Ему все здесь нравилось: из окна его номера, расположенного на пятом эта же северо-восточной части отеля, открывался великолепный вид на город; в окно врывался свежий морской ветер, и, кроме того, обслуживание здесь было превосходным. Все это создавало отличные условия для работы. Хемингуэй напишет здесь свои очерки и рассказы и начнет роман о гражданской войне в Испании (хотя на этот счет существуют различные версии. Мак Лэндон, например, утверждает, что роман был начат в Ки-Уэсте, другие авторы считают, что в Париже, где писатель находился проездом в Испанию). Как бы то ни было, наибольшая часть романа была написана в то время, когда Хемингуэй останавливался в "Амбос Мундос", а затем жил на Финке Вихии.

Позднее, уже будучи ее владельцем, он заканчивает пролог к книге "Люди на войне", а по возвращении с войны в Европе начинает писать свои последние произведения. Он делает черновики "Морской книги", которые лягут в основу романа "Острова в океане", заканчивает "Старика и море", начинает и пишет большую часть книги воспоминаний "Праздник, который всегда с тобой", работает над романом "Сады Эдема", но не заканчивает его и, наконец, с помощью некоторых друзей передает издательству "Лайф" рукопись "Опасного лета". Все перечисленные книги плюс газетные очерки, несколько прологов, две маленькие сказки и ряд заметок составляют литературный багаж Хемингуэя, созданный на Кубе, главным образом на Финке Вихии.

Можно было бы и не фиксировать внимания на том, где именно создает свои произведения мастер, но сам Хемингуэй, судя по всему, придавал этому большое значение. Он говорил: "Амбос Мундос" в Гаване был прекрасным местом для работы. Здесь, на Финке Вихии, мне тоже превосходно пишется. Но в общем, мне хорошо работалось везде. Я вообще способен трудиться в любых условиях. Телефон и гости — вот главная помеха моей работе".

На своей родине Хемингуэй прожил 33 года. Американский период его жизни делится на три этапа, из которых самый значительный длился 12 лет. Первый этап, со дня рождения, в Оук-Парке, штат Иллинойс, до 1918 года, когда он начинает работать в Канзас-Сити в качестве внештатного корреспондента. Второй этап, с 1928 по 1939 год, он проводит в Ки-Уэсте (Флорида). И, наконец, третий — последние два года жизни, которые он находится большей частью в клиниках и иногда в Кетчуме, штат Айдахо. Хемингуэй подолгу жил в Европе — в Испании, Италии, Германии и Франции. В самом начале литературной деятельности его особенно привлекал Париж, где он в общей сложности прожил четыре года. Он бывал также в Африке и Азии, в Канаде, Мексике и Перу. Но страной, в которую Хемингуэй неизменно возвращался, была Куба.

В одном из своих очерков, посвященных кубинскому художнику Гатторно, который жил до революции в Соединенных Штатах (по мнению многих, кубинская живопись ничего не приобрела в лице Гатторно), Хемингуэй пытался объяснить свои чувства к стране, которую он для себя открыл. Он избрал ее, чтобы обосноваться здесь навсегда, хотя слова, написанные о Кубе в то далекое время, были пронизаны горечью:

"Куба — место, откуда надо поскорее бежать и никогда больше не возвращаться... Испания — открытая и никогда не заживающая рана, в то время как Куба — прекрасная язва, которую нелегко вылечить...

Почему это страна, откуда надо поскорее бежать?.. Потому что художник не может здесь увидеть великой картины, которая дала бы пищу его уму и вдохновение сердцу; потому что, если он станет большим художником, он об этом никогда не узнает: здесь никто не станет покупать его картин, — и он не сможет заработать себе на жизнь. Здесь даже нет никого, кто мог бы достаточно хорошо сфотографировать его картину или сделать с нее приличную репродукцию. Почему же все-таки сюда хочется вернуться? Потому, что здесь — родина, и долг каждого художника перед страной, которую он лучше всего знает, обличать ее или принести ей бессмертие".

Местом, где он работал, была Гавана. Отсюда он отсылал пакеты со своими рукописями в Нью-Йорк. Художники не имели фотографов, которые могли бы запечатлеть их картины, но у Хемингуэя были отличные машинистки, перепечатывавшие его рукописи. Он вставал рано, с восходом солнца, и сразу же брался за работу. Как сам он неоднократно подчеркивал, все здесь располагало к творчеству: и место, где он писал, и яркий утренний свет. Хемингуэй был для всех образцом творческого служения делу, которому отдавался целиком. В Гаване он тоже встает рано и тут же принимается писать; оттачивает полдюжины карандашей, выпивает кофе и с головой уходит в работу. Но есть и другие свидетельства. Бывшие слуги, садовники и работники Финки Вихии вспоминают, например, что он иногда поднимался поздно, спал по утрам и зачастую начинал работать часов в девять, когда рассвет был уже далеко позади.

Не исключено, что он отнюдь не всегда вставал с солнцем, но существовало незыблемое правило: мальчишки, игравшие возле дома, не должны были поднимать никакого шума. Едва ктолибо из них слегка повышал голос, как тут же появлялись Рене Вильярреаль или Мэри Уэлш и с упреком говорили ребятам, что сеньор Хемингуэй "пишет".

Эрнеста Хемингуэя связывают с Кубой 22 года, проведенные им на Финке Вихии. Вот почему в различные периоды его кубинской жизни он вынужден был писать письма и очерки, защищающие его пребывание на этой земле. Финка Вихия — дом, построенный на холме в начале века, откуда прекрасно обозревались воды Гольфстрима и деревушки, расположенные недалеко от Гаваны, — пробуждала ревность критиков и друзей писателя. Почему Хемингуэй не жил в Соединенных Штатах, а обосновался, и, похоже, не без удовольствия, в какой-то кубинской деревушке, в окружении скромных домиков и лачуг, где ютились столяры, садовники и рабочие пивного завода? Сбежав за сотни миль к югу от своей страны, он нарушил благородные традиции Марков твенов и уильямов Фолкнеров.

Да, он обосновался здесь, и это было серьезным поводом для беспокойства. Элизабет Хардвиг, рецензируя в 1969 году книгу Карлоса Бейкера "Ernest Hemingway. A Life Story" ("Эрнест Хемингуэй. История жизни"), задавала себе вопрос: "Что такого было в период жизни Хемингуэя в Америке, что вынудило его покинуть родину?" Вопрос не лишен смысла. Проблема состоит не в том, что он жил на Кубе, а в том, что он не жил в Соединенных Штатах.

Хемингуэй защищался с горячностью, хотя никогда не отрицал, что является американским писателем. Он вообще не переставал быть по существу своему "американцем", даже внешне — носил типичные клетчатые пиджаки, был "крупным и краснолицым" человеком, без смущения ходил в длинных шортах и сандалиях по городу, который — и сегодня — старается одевать своих жителей в плотные длинные брюки, наглухо застегнутые рубашки и закрытые туфли, что вполне соответствует духу классических испанских традиций.

Отвечая своим критикам, Хемингуэй прибегал к самым разнообразным аргументам. Он говорил о многочисленных видах манго, растущих в его саду, и о возможности закрывать телефон бумагой (хотя такое не исключалось и в любой другой стране мира), и о мальчишках, с которыми играл в бейсбол и которые за ним бегали, и о петушиных боях, и о целом сонме насекомых и букашек, обитавших вблизи бассейна. Конечно, его объяснения были наивны, но они в конечном счете стали камнем преткновения, так как кубинцы в свою очередь тоже заняли боевую позицию. Они утверждали, что Хемингуэй смотрит всего лишь "глазами туриста" на страну, которая истекала кровью, готовясь к революции. Почему писатель такого масштаба, как Хемингуэй, далек от политики и не дает строгой оценки всего происходящего? О политике — ни слова, зато много говорится о манго, "дайкири", ящерицах в бассейне и петушиных боях.

Но он живет на Кубе вовсе не из-за петушиных боев. Причин было немало, все они имели для него значение, и он говорил о них подробно и с энтузиазмом. Американские власти встретили в штыки кубинскую революцию, ставшую важнейшим политическим событием тех лет. Тотчас засуетились все те, кто пытался свести счеты с Островом Свободы и оправдать вызов, брошенный Хемингуэем. В результате некоторые кубинские критики подняли перчатку. Так началась борьба. Она вспыхнула, когда Хемингуэй уже был в могиле, и первые выстрелы исходили от целой армии американских биографов писателя. Первым, кто не избежал ловушки, был самый информированный из авторов, Карлос Бейкер. Его оценка последних лет жизни Хемингуэя на Кубе весьма противоречива. Если верить тому, что говорил Бейкер, то Куба — всего лишь экзотический и случайный эпизод в жизни писателя. Лестер Хемингуэй, отнюдь не беспристрастный биограф, и журналист А. Е. Хотчнер без колебаний изображали Хемингуэя старым эгоистом и реакционером, озабоченным лишь тем, как спасти коллекцию картин, поскольку революция вынудила его закрыть принадлежащий ему дом в Сан-Франсиско-де-

Паула. Что касается Мэри Уэлш, то она описывала жизнь Хемингуэя со своей колокольни. Образ Хемингуэя, созданный Мэри, банален и не имеет ничего общего с человеком, о котором у нас совсем иное представление.

Постоянные международные конфликты, напряженность отношений между Кубой и Соединенными Штатами, которая не раз ставила обе страны на грань войны, способствовали тому, что трактовка жизни Хемингуэя на Кубе часто не соответствовала истине. Надо сказать, что о причинах его пребывания в этой стране немало спорили и до того, как произошла победа революции. Не исключено, что дальнейший ход политических событий был лишь катализатором, ускорившим проявление грубых антикубинских настроений; они словно бы отражали недовольство тем обстоятельством, что не было ответа на вопрос, почему Хемингуэй жил в другой стране.

Друзья и биографы не должны забывать, что Хемингуэй был добровольным изгнанником. Его скитания начались в окопах Фоссальты, где ему всадили в правую ногу множество мелких гранатных осколков; затем он некоторое время обитал в мансардах на левом берегу Сены, а также в гостиницах и на постоялых дворах в Испании. В Париже, когда он решил посвятить себя писательскому ремеслу, он жил в двух местах: сначала на четвертом эта же дома 74 по улице Кардинала Лемуана, в Латинском квартале, а затем в доме 113 по улице Нотр-Дам-де-Шан (интересно, что в бумагах, найденных в доме Хемингуэя, хранятся вырезки с первыми рецензиями на книгу рассказов "В наше время", напечатанных в Соединенных Штатах и отправленных на французский адрес писателя). По возвращении из Европы Хемингуэй поселился в Ки-Уэсте, в доме на Уайтхед-стрит; позднее в течение 22 лет он жил на Кубе, на Финке Вихии. Его последней обителью был дом в Кетчуме на Биг-Вуд-ривер, где, старый и больной, заканчивает писатель свои дни.

Финка Вихия стала для него самым надежным убежищем и командным пунктом, откуда он вел свои битвы, будучи уже зрелым писателем и общественным деятелем. Он хотел, чтобы его убежище было тихим и недосягаемым для неприятных ему людей.

Хемингуэй совершенно искренне утверждал, что наслаждается своим садом, обществом многочисленных кошек и собак и испытывает особое удовольствие от соседства прелестного солнечного города. Он не скрывал, что к Кубе его привязывает и еще одно увлечение: Большая Голубая Река. Нигде больше он не видел такой великолепной и богатой рыбной ловли, как в водах Гольфстрима. И еще одна причина, которая объясняет, почему он избрал эту страну: дешевизна жизни на Кубе. По крайней мере те, кто его знал, утверждают, что Хемингуэй жил на Кубе не только потому, что находил ее прекрасной, но и из соображений чисто экономического порядка. Ясно, что означает подобное объяснение, как неприятно оно звучит сейчас в стране, которая боролась не на жизнь, а на смерть, где магазины, бары и рестораны были закрыты или снабжались крайне скудно в течение многих лет. Даже воды Гольфстрима, где он ловил марлинов, превратились в поле боя. Яхты, ранее принадлежавшие миллионерам, были снабжены артиллерийским орудием, из них формировали военные части; поскольку они обладали мощными моторами и были быстроходны, их использовали для формирования первых отрядов береговой охраны (вначале их окрестили "подразделения по борьбе с пиратами"). Яхта Хемингуэя, великолепно экипированная и, кроме того, считавшаяся ветераном в подобных боевых операциях, по вполне очевидным причинам избежала подобной участи: ведь это была яхта Хемингуэя.

Нечто подобное произошло и с его домом. Он мог быть с успехом использован под детский сад, или школу, или военное учреждение. Дом располагался на возвышении, откуда хорошо просматривались окрестности, а стало быть, здесь можно было разместить силы противовоздушной защиты.

Но, кроме всевозможных чисто субъективных оценок, существуют и конкретные свидетельства приверженности Хемингуэя Кубе: три романа, серия очерков и повесть, которые он ей посвятил. 40 лет жизни, связанные с островом, вначале в качестве спортсмена-рыболова, затем обитателя отеля и, наконец, владельца дома, накрепко связали Хемингуэя с Кубой и кубинцами. Он сделал Кубу местом действия своих произведений, он описывал ее пейзажи и ее людей, что имеет особую ценность, если учесть, что Хемингуэй был всемирно известным писателем, создавшим "неповторимый, единственный в своем роде стиль нашего века". И это намного важнее, чем его пристрастие к манго или петушиным боям. Хемингуэй чувствовал себя здесь своим.

На Кубе у него было много друзей, он обожал кубинские блюда и напитки и в своих произведениях великолепно показал кубинскую жизнь. Что еще может желать писатель для успешного творчества? Ведь у него здесь имеется все: прекрасный дом, где ему хорошо работается; с ним рядом интереснейшие люди и нет недостатка во всевозможных историях. Он жил на Кубе потому, что здесь было красиво и дешево? Допустим. Потому что эта страна напоминала ему Испанию? Возможно, что и так. Но он выбрал именно Кубу, а не другое место. Солнце нельзя закрыть ладонью, но ладонь может заслонить солнце от глаз.

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес