Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Норберто Фуэнтес - Хемингуэй на Кубе. Заключение

Норберто Фуэнтес. Хемингуэй на Кубе

Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое.
Скотт Фицджеральд. Великий Гэтсби

Проходит время, утихают ураганы и бури, все плохое отступает, и в доме Хемингуэя воцаряется покой; в Финке Вихии смотрят фильмы, в гостиной монотонно текут скучные семейные вечера, иногда гости садятся играть в карты. Хемингуэй потихоньку устраивается в своем любимом кресле. В одной руке у него бокал с вином, которое он не допил за ужином, в другой — книга, заложенная пальцем. Он предоставляет вести игру в карты Мэри, Эррере Сотолонго и кому-нибудь из "мальчиков": Списки или священнику дону Андресу.

Что же еще происходило в стенах этого дома, кроме разговоров и безобидной игры в карты? Ничего. Здесь практически не происходило ничего особенного. По свидетельству немногих избранных, переступавших порог дома, на Финке Вихии не наблюдалось никаких из ряда вон выходивших событий. Разговоры о том, что там, на холме, в "доме американца", постоянно веселились и гуляли, не более чем легенда.

Главное, у него была его работа: Хемингуэй писал историю любви Ренаты и полковника Кантуэлла, или полный драматизма рассказ о Томасе Хадсоне, или повесть о Сантьяго, старике из Кохимара. Особенно интенсивно он работал по утрам, иногда прерываясь, чтобы размять затекшие ноги и немного побоксировать. Он исписывал листок бумаги, прикрепленный к дощечке, и лоб его покрывался испариной. Хемингуэй — наедине со своей работой, в постоянных поисках средств, чтобы отточить до блеска великолепный английский язык своей прозы.

Иногда здесь гостят трое его сыновей, а может, лишь один из них, и Эрнест Хемингуэй со странным смешанным чувством напишет историю, в которой человек по имени Томас Хадсон ощутит свое полное и непоправимое одиночество в мире, прочитав маленький клочок бумаги: телеграмму, извещавшую о том, что двое его младших сыновей погибли в автомобильной катастрофе во Франции (несколько месяцев спустя старший сын, пилот, будет сбит на французской земле немцами). И тогда Томас Хадсон говорит: "Мы должны сыграть как можно лучше". Хемингуэй, по-своему, тоже стремится к этому.

У него был Роберт Джордан, который благополучно выполнил свою миссию — взорвал мост — и теперь целился из автомата в приближавшегося к нему лейтенанта Беррендо. Теперь у него есть Сантьяго в маленькой лодке, окруженный акулами, который продолжает бороться за свою рыбу; при этом он понимает, что существует опасность погибнуть, но это его не сломит. Или полковник Кантуэлл, влюбленный в юную девушку; несмотря на тяжелый сердечный недуг, он не признает себя побежденным и все еще надеется что-то найти за рекой, в тени деревьев.

Когда Адриана Иванчич гостит в доме Хемингуэя, он, возможно, желая сделать ей приятное, создает свою героиню, Ренату, отождествляя ее с Адрианой. Может быть, один из старых друзей прислал ему письмо или приехал его навестить, и у него возникает потребность написать о дружбе, связывающей смелых и внешне грубоватых людей, которые вступают в единоборство с ловким и опытным экипажем немецкой подлодки. Словом, всегда — бой, всегда — сопротивление, всегда — риск. В "Дон Кихоте" звучит предупреждение о том, что, кто ищет опасности, тот от нее и погибнет.

Полковник американской армии Ричард Кантуэлл, смертельно больной и знающий, что жить ему осталось недолго, не скрывает восхищения местами, где создавали свои бессмертные творения Данте, Джотто, Тициан и Пьеро делла Франческа, и беспокоится об их сохранности, а Хемингуэй в беседах с друзьями высказывал мысль о том, что необходимо увековечить места, где жил Данте. В таком случае как быть с тем уголком дома Эрнеста Хемингуэя, где он создал свои неповторимые персонажи, занявшие особое место в современной литературе? Мэри Уэлш сказала, что дом Хемингуэя без его хозяина ничего не стоит. Понять ее можно. Совершенно очевидно и нежелание Эрреры Сотолонго бывать здесь после смерти Хемингуэя, хотя иногда он все же заглядывает, чтобы посмотреть, "как идут дела". Похожее чувство грусти испытывали почти все, кто раньше неизменно бывал в доме писателя: Луис Вильярреаль, Пичило, Грегорио Фуэнтес, Кид Марио, Панчо Кастро, Хильберто Энрикес. Время как бы остановилось в доме Хемингуэя. Пожалуй, точнее было бы сказать, что оно "замерло".

Здесь никогда не бывали ни Гертруда Стайн, открывшая Хемингуэю секреты литературного мастерства, ни Скотт Фицджеральд, еще один его друг парижских лет. Согласилась ли бы Стайн с тем, что Финка Вихия действительно великолепное место для жизни и работы? И хотя Хемингуэй не сам выбрал себе этот дом, тем не менее он твердо решил, что никогда отсюда не уедет. Что касается Скотта, который был ментором начинающего в то время писателя, то как бы чувствовал себя этот робкий человек с косящим взглядом и сдержанной улыбкой в огромном саду из гигантских папоротников, фламбояна и тамаринда?

Скотт умер 21 октября 1940 года, за несколько дней до того, как Хемингуэй приобрел в собственность Финку Вихию. Если бы Скотт был жив, ему было бы интересно приехать в эти места, о которых он ничего не знал. Хемингуэй довольно безжалостно описывал своего старого друга. В "Празднике..." он рассказывал о том, как посетил Фицджеральда и его жену в их квартире на улице Тильзит. Скотт продемонстрировал ему объемистый гроссбух, куда он аккуратно заносил названия всех своих опубликованных произведений и суммы полученных за них гонораров. "Он показывал нам их с безличной гордостью хранителя музея". Среди вещей и документов на Финке Вихии подобной книги не найти, но в архивах имеются бумаги Хемингуэя, где он перечисляет свои произведения и их стоимость на книжном рынке. Автор "Великого Гэтсби", как следует из воспоминаний тех, кто знал его, был человеком рассеянным и гораздо менее практичным, чем Хемингуэй. Он, наверное, посмеялся бы, узнав о существовании таких списков.

Хемингуэй завещал, чтобы после его смерти все личные бумаги были уничтожены, хотя он тосковал по недосягаемому для него будущему.

Однажды Грегорио Фуэнтес сказал Хемингуэю, что если тот умрет первым, то он закажет ему статую, и она будет еще больше и лучше той, что стоит во "Флоридите", а затем водрузит ее на носу яхты. Хемингуэю идея друга пришлась по душе, и он заставил его поклясться, что тот выполнит свое обещание. В тот день старые боевые друзья распили несколько бутылок виски.

Французский романист Франсуа Мориак сказал как-то, что он боится не того, что будет забыт после смерти, а скорее того, что будет недостаточно забыт. Эрнеста Хемингуэя заботило совсем иное. Человек, оказавшийся в конечном счете слабым и заблуждающимся, проигравший свой последний бой перед дулом серебристого двуствольного ружья, заряженного патронами калибра 12, он стремился во что бы то ни стало тщательно контролировать самые незначительные детали своей жизни. Но, рано или поздно, наступает момент, когда подобное становится невозможным.

Никто не может проявлять неизменный стоицизм, не может вести борьбу бесконечно, да это и вряд ли нужно. Покой тоже часть программы, равно как смерть и разрушение. Не исключено, что Финка Вихия должна была бы исчезнуть вместе со своим последним владельцем. Если бы Хемингуэй не жил здесь, возможно, что этот дом все равно продолжал бы существовать, но служил иным целям. Может быть, здесь находилось бы военное учреждение или разместилась бы средняя школа имени Фернандо Ченарда Пиньи. Как бы то ни было, но и сейчас он гордо стоит здесь, его дом: крепкое белое здание на прочном испанском фундаменте.

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес



 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"