Там где жил Хемингуэй
Гавана! Прямоугольные коробки небоскребов автомобильная сутолоке на улицах, на бульварах темная зелень пальм и цветы, широкая набережная, окаймленная белой полосой прибоя, и безбрежный темно-синий океан, тек круто посоленный, что, когда купаешься, щиплет глаза.
Все здесь пропитано духом революции. На улицах то и дело встречаешь вооруженных мужчин и женщин в голубых рубашках с короткими рукавами. Это народная милиция. Везде лозунги: «Родина или смерть!», «Товарищ, будь бдителен!». А рядом портреты передовиков производства, тружеников сельского хозяйства.
Из Гаваны я поехал туда, где жил и работал Эрнест Хемингуэй.
Наша машина оставила пригороды Гаваны, и стрелка спидометра застыла на ста двадцати километрах в час.
В небольшом селении сворачиваем с шоссе и останавливаемся у чугунных ворот, Дальше идем аллеей, окаймленной пальмами и цветущими олеандрами, к холму, на котором стоит одноэтажный дом с высокими светлыми окнами, просторной открытой верандой. Теперь здесь музей Эрнеста Хемингуэя.
Музей охраняют два вооруженных милиционера. Вход свободен, но музей – государственное достояние, и его надо беречь. Нам рассказывают, что в доме все оставлено так, как было при жизни писателя. В большой столовой не стене охотничьи трофеи Хемингуэя: голова носорога, огромные рога буйвола, шкуры львов и леопардов.
Рассматриваем многочисленные фотографии, сделанные в Африке: не одной запечатлен писатель с женой возле убитого им леопарда; на другой — Хемингуэй лечит заболевшего вождя негритянского племени. В конце альбома на фотографии изображено возвращение Хемингуэя с женой после охоты. Писатель стоит, весело улыбаясь, приветливо подмяв руку.
Возле дома Хемингуэя над деревьями возвышается четырехугольная башня. Ее для писателя построила жена. По крутой винтовой лестнице поднимаемся на верхний этаж. Здесь стоит большой письменный стол, стул, качалка, полка с книгами. На полу — львиная шкура, в углу, на треноге,— медная подзорная труба.
Недалеко от башни — деревянный двухэтажный флигелек: здесь жила жена Хемингуэя. В комнате легкая мебель, много книг, охотничьи ружья различных систем.
Я прошу показать любимые места писателя в парке, По усыпанной мелкой галькой дорожке нас ведут к бассейну.
Около бассейна — решетчатый навес, весь увитый диким виноградом. Под ним деревянные топчаны, стол, Мне рассказывают, что здесь в жаркие дни писатель не только отдыхал, но и работал. В тени беседки лежит старая охотничья собака Пекинеса. Последняя собака Хемингуэя, с которой он ходил на охоту. Пекинеса, видимо, привыкла к посторонним и не обращает на меня никакого внимания.
Стараюсь узнать подробности из жизни Хемингуэя, но сегодня об этом рассказать некому. Человек, который долго служил у писателя сегодня уехал в Гавану, а другие работники музея близко его не знали.
— Отправляйтесь в поселок, где писатель рыбачил, — предлагают они.
...Жизнь рыбачьего поселка, куда мы приехали, как и жизнь всей страны, изменилась после победы революции. Теперь здесь рыболовецкий кооператив. Его председатель Морсо Гонсалес встретил нас приветливо и прежде всего стел рассказывать о делах своего хозяйство. Кооператив идет в гору, его доходы растут. За последние годы приобрели тридцать новых судов.
— А Хемингуэя у нас действительно знали многие, — говорит Гонсалес. — Вот рыбак Ансельмо друг писателя. С легкой руки одного американского репортера считали, иго он послужил Хемингуэю прототипом для главного героя повести «Старик и море», но это не так.
Есть рыбак по фамилии Сант-Яго Пунг. Он участвовал а съемка фильма «Старик и море».
Пунгу лет пятьдесят с небольшим.
— Мы, как и все здесь, потомственные рыбаки,— рассказывает он.— Отец рыбачил, дед, прадед, и меня с малых лет стали брать в море. С Хемингуэем я познакомился в 1933 году. Он с моим отцом дружил, часто вместе рыбачили, и я иногда с ними ездил. Хемингуэй хорошо ловил рыбу, знал тонкости нашего ремесла почти как настоящий рыбак.
Однажды Хемингуэй позвал меня и говорит: «Хочешь в кино сниматься? Картину делают по моей книге «Старик и море». Хочу, чтобы в фильме все правильно было, как на самом деле. Актер, который играет старика, а рыбацких делах плохо разбирается. Вот в тех сценах, где он ловит рыбу, снасти закидывает, ты будешь его подменять!».
Я, конечно, с радостью согласился. Меня загримировали так, что стою рядом с актером Спенсом Траксом, и не узнать, который я, который он. Однако играть в кино оказалось делом нелегким. Я стараюсь изо всех сил — режиссер и Хемингуэй недовольны. «Ну разве так ты на самом деле рыбу ловишь? — спрашивает Хемингуэй.— Забудь, что тебя снимают, и работай как обычно».
Это, конечно, ему было просто говорить, а мне выполнять трудно. Никак не могу им угодить. Бились, бились они со мной и уж думали, что ничего не получится. Вдруг у меня нестоящая рыба попалась, да большущая. Ну, я тут про весь этот кинематограф забыл — только бы добычу не упустить. А рыба трудная оказалась. Попотеть заставила. Но я все-таки вытащил и говорю: «Дело сделано, теперь давайте продолжать для кино играть». А Хемингуэй смеется, доволен, хлопает мейя по плечу: «Молодец, ты уже сейчас отлично сыграл, лучше и не требуется. Больше снимать не будем».
В этом же поселке я встретился с Григорио Фуэнтесом. Он больше двадцати лет служил на яхте Хемингуэя. Григорио, как и все, кто близко знал великого писателя, отзывается о нем с большой теплотой.
— Хемингуэй обращался со всеми людьми одинаково, независимо от их богатств или их высокого положения,— рассказывает Григорио. — Помню, как отпраздновали вручение ему Нобелевской премии за повесть Старик и море. Торжество происходило в доме писателя, и он пригласил всех своих друзей рыбаков, с кем выходил в море. И за столом Хемингуэй сидел среди нас. А у него в гостях были и генералы, и адмиралы, и миллионеры. Они просили писателя сесть к ним ближе, но он отказался и сказал: «Надеюсь, вы меня поймете и извините. Сейчас я хочу быть среди тех, с кем рыбачил, и кто в какой-то степени помог мне написать повесть».
Григорио рассказывает, как Хемингуэй любил ловить рыбу. Вероятно, даже больше, чем охоту. Радовался удаче и по-настоящему огорчался, когда не везло.
— Однажды был такой случай,— вспоминает Григорио,— мы с Хемингуэем на рассвете вышли ловить рыбу к северному побережью Пинар даль Рио. Идем под мотором мимо порта Кобани и видим: старому рыбаку удача подвалила. Он поймал большую рыбу агуха. Старик в лодке один и вытащить рыбу никак не может. И уже приустал порядочно.
Подходим мы и нему, и Хемингуэй спрашивает: «Может быть, помочь тебе?» «Нет,— отвечает старик, — сам рыбу вытащу».
Рыбачили мы весь день, и не то чтобы хорошо, но и не плохо. Кое-что поймали. К вечеру возвращаемся домой и невдалеке от порта Кабани опять находим старика. Он все еще не вытащил рыбу, вид у него измученный, руки в крови.
«Давай тебе поможем», — предлагает ему Хемингуэй. «Идите вы к чертям, — отвечает старик. — Сам вытащу эту проклятую рыбу. И не с такими справлялся». «Может, тебе продуктов и воды оставить?» «Чего пристал? Проваливай! Мне помощи даже от господа бога не требуется».
Так мы и ушли, оставив старого упрямца с его рыбой. А когда ошвартовались у причала, Хемингуэй и говорит: «Чертовски хороший старик нам попался. Прямо-таки настоящий кремень».
— Вот мне и думается, что этот случай мог послужить Хемингуэю сюжетом для его повести «Старик и море»,— закончил свой рассказ Григорио.
Источник: Журнал "Огонек" №43, 1962.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"