Письмо Эрнеста Хемингуэя Скотту Фицжеральду

Скотту Фицжеральду. 24 или 31 октября 1929 г, Париж

Дорогой Скотт: Только что пришла твоя записка и я пытаюсь пересилить похмелье со вчерашнего, чтобы ответить на нее. Ничего из того, что ты сказал, меня не раздосадовало (ты теперь наверняка знаешь, я писал об этом достаточно часто, как восхищаюсь твоим творчеством). Меня раздражил твой отказ принять искренний комплимент, высказанный тебе Г. Стайн; ты попытался вместо этого выставить его как презрительную ремарку. Она до умопомрачения превозносила тебя при мне и вновь повторила с твоим приходом и затем в конце, дабы не вгонять тебя в краску и не быть грубой по отношению ко мне, сказала, что пламя у тебя и у меня возможно не одинаково... Можешь не принимать комплименты, если не хочешь – что нормально (большинство комплиментов - дерьмо); но избавь меня от необходимости повторять, что то были именно комплименты, а не проявление неуважения. Вот те крест! И клянусь богом, что на протяжении всей прошлой ночи, ни в какое другое время я не слышал от Гертруды Стайн ничего, кроме самой высокой похвалы тебе. Это – истинная правда. Тот факт, что ты не ценишь или не принимаешь этого, не делает ее [похвалу] менее искренней.

Что до сравнения нашей прозы, ничем подобным она не занималась – сказала только, что у тебя огромная огнедышащая печь таланта, а у меня печурка – имея в виду, что ради достигнутых результатов мне пришлось работать чертовски тяжелее – затем, избегая хвалить тебя прямо в лицо и испражняясь в мою сторону, сказала, что она не говорила, что оба пламени одинакового качества. Если бы ты прижал ее прямым вопросом, она ответила бы, что полагает твое пламя лучшего качества, чем мое. Разумеется, я не согласен с таким утверждением – как не согласился бы и ты - любое сравнение такого несуществующего явления как гипотетическое «пламя» - чистое дерьмо, как и всякое сравнение тебя со мной – вздор. Мы с самого начала стали писать в совершенно разной манере и никогда бы не пересеклись, разве что по чистой случайности; у нас, как писателей, нет ничего общего, кроме желания писать хорошо. А потому незачем заниматься сравнением и болтать о превосходстве. Если тебе надо ощущать чувство превосходства надо мной, пожалуйста, и на здоровье, пока у меня не появится необходимость ощущать превосходство или неполноценность по отношению к тебе. Такое не может происходить между серьезными писателями – они ведь в одной лодке. Соперничество на борту лодки – которая направляется к гибели – такое же глупое занятие, как и спорт в закрытом помещении. Единственое по-настоящему соперничество заключается в изготовлении самой лодки, а это происходит внутри себя. Ты находишься в лодке, и нервничаешь, поскольку еще не закончил свой роман – только и всего – мне это понятно; и ты мог бы быть еще раздражительней, и я бы не имел ничего против.

Чертовски паскудно писать в кровати с болями в брюхе. И если тебе удастся раскопать [в письме] какие-нибудь злостные намеки, неуважение, принижение или оскорбления, то утро потрачено зазря (оно и так и сяк потрачено). Гертруде хотелось организовать гонку между зайцем и черепахой; на роль черепахи выбрали меня, а на зайца – тебя; самой собой, как благонравный человек и классицист, ты хотел быть черепахой – ладно, ты хочешь быть черепахой; Это все вздор.

Лучше бы Гертруда раздраконила меня как следует; это вынуждает заткнуть свое собственное мнеиие поглубже – глубоко внутрь. По ее словам, книга ей очень понравилась. Я же хочу услышать, что ей не понравилось и почему. Она находит неудачными те части, которые я наблюдал в жизни, а не те, которые сочинил. В этом ничего не было нового. Я ожидал услышать, что все [написанное] вздор и чепуха. Предпочитаю услышать именно это, потому что здорово подстегивает к работе. <...> Посмотри, какой несут вздор. Ясности в описании я [якобы] выучился у тебя, в Таун и Кантри – у Джойса, в Чик Триб – у Гертруды и эти авторитеты еще не сообщили, чему я выучился еще у Дос Пассоса, Паунда, Гомера, МакЭлмона, Олдоса Хаксли, и Е.Е. Каммингса. Дальше тебе приходит в голову мысль, что следует волноваться, если кто-нибудь обвинит в отсутствии жизненной силы – меня это не беспокоит, у кого в Париже она есть? Люди не пишут с помощью жизненной силы, они пишут головой. Когда я в отличной форме, мне не до писания - чувствую себя чересчур хорошо. Г.С. никогда не отправлялась с нами в Шрунс, Кий Вест, Вайоминг или другое место, где можно улучшить свою физическую форму. Коль она никогда не видела меня в хорошей форме – Чего волноваться. Когда тебя осыпают ударами --, Ладно, больше об этом писать не буду. Переживаю, что ты волновался – ты не был противным.

Твой всегда, с любовью,

Эрнест