Лестер Хемингуэй - Из книги "Мой брат, Эрнест Хемингуэй" (часть 6)
Вернувшись из Генуи в Париж, Эрнест слег с больным горлом, но радостно писал нам, что Первое мая прошло спокойно, хотя "товарищи" и подстрелили пару полицейских. Он рассказывал в письме, что встречался с Ллойд Джорджем, Чичериным и Литвиновым, и сообщал, что надеется в ближайшее время поехать от газеты в Россию — путешествие, которое так никогда и не состоялось.
Он жаловался на дурную погоду — дождь всегда на него плохо действовал, — однако описывал природу вокруг Парижа, поля, где черно-белые сороки вышагивают по борозде, и сообщал, что во время одной из прогулок видел клеста На него произвели сильное впечатление леса, очищенные от подлеска. Вместе с Хаш они проехали на велосипедах сорок миль по лесам Шантильи и Компьена, видели оленя, дикого кабана, лисиц и кроликов. Эрнест предвкушал, как он будет осенью охотиться на дичь. Насчет восстанавливаемых городов восточной Франции Эрнест заметил, что новая французская архитектура уродлива. <...>
Несколько недель спустя Эрнест и Хаш отправились в Монтре ловить форель вместе с другом Эрнеста майором Дорман-Смитом. Они планировали перед возвращением в Париж пройти пешком через перевал Сен-Бернар и спуститься в Италию. Эрнест писал нам, что местность вокруг Монтре радует глаз. Они поднялись на Кап-о-Мойн, коварную крутую вершину, с которой потом спускались, просто сев и скользя вниз. Горные долины были усеяны нарциссами, и Эрнест говорил, что сразу же ниже линии снегов они видели двух куниц.
Эрнесту очень нравилась ловля на муху в долине Роны, где вода была достаточно прозрачной для того, чтобы обмануть форель. Он восстановил свой потерянный за время последней инфекционной болезни вес, однако горло продолжало его беспокоить. Несмотря на все искусство врачей, Эрнест говорил, что горло будет мучить его до конца жизни. А Хэдли, писал он, выгладит здоровой и загорелой как индианка.
Вот так обстояли дела, когда Эрнест получил, наконец, согласие от редакции "Стар" на поездку в Россию. Одновременно он получил чек на большую сумму на расходы и готов был отправиться в неизведанную страну, но поездка неожиданно была отменена редакцией без объяснения причин такого решения.
В то лето Эрнест продолжал писать рассказы, представлявшиеся ему хорошими. Он изложил на бумаге некоторые свои самые сильные впечатления, полученные в Северном Мичигане. В то же время он многому учился у Гертруды Стайн, с которой регулярно обсуждал свою работу. Он узнал также о рискованных попытках некоторых людей начать издание маленьких журналов. QH внимательно прислушивался к разговорам на эту тему. Ему казалось, что публикация в таких журналах может принести быстрое признание.
В июле того года Эрнест и Хэдли вместе с Биллом Бердом из "Консолидейтед пресс" и его женой совершили долгое путешествие по Германии. Они надеялись половить там рыбу и найти материал для очерков. Таким приятным образом они Вырвались из городской жары и наловили массу рыбы. Из Триберга Эрнест написал домой о том, как замечательно они проводят время, что Хаш в первый же раз, когда попробовала ловить рыбу, выудила три хороших форели, и что он и Билл ежедневно ловят по нескольку рыб. Он сообщал, что все еще пользуется своим старым спиннингом фирмы "Макджинтис" и этот спиннинг, похоже, завоевывает международную репутацию.
Что его потрясло, так это чудовищная инфляция. Он писал, что из-за того, что марка падает, они сейчас имеют больше денег, чем когда начинали свое путешествие, и если они пробудут в Германии достаточно долго, то смогут жить вообще свободными от налогов. В это письмо он вложил для отца несколько немецких бумажных банкнот. Он писал, что на те шестьдесят две марки, которые он посылает, можно купить шесть кружек пива, десять газет, пять фунтов яблок или билет в театр. Ему нравилось оформление денежных знаков, и он писал, что отложил еще некоторое количество банкнот, но потом истратил их.
Там, где они жили, горы и леса тянулись далеко-далеко. Во Франкфурте они сели на пароход, плывший вниз по Рейну до Кельна, где находился со своей воинской частью его английский друг. После этого Эрнест и Билл намеревались вернуться к своей работе — сидя за пишущими машинками, зарабатывать на жизнь. <...>
В ту осень Эрнесту и Хэдли пришлось разлучиться на несколько недель. Редакция "Стар" послала его в Константинополь, где во Фракии ожидалось наступление турков на греческую армию. Ситуация грозила началом новой большой войны, и такое задание было заманчивым для молодого писателя, жаждавшего узнать как можно больше о насилии.
Перед отъездом он добился интервью у Клемансо, который был премьер-министром во время войны и о котором говорили, что он убил на дуэлях много людей. Хотя Эрнесту удалось выудить у Клемансо ценные высказывания, "Стар" не напечатала этого материала. Эрнест был так раздосадован этим, что обрадовался возможности уехать прочь от таких интервью, хотя это и означало разлуку с Хэдли.
Перед тем как отправиться в Турцию, Эрнест обратился к Фрэнку Мейсону, который руководил парижским бюро "Интернэшнл ньюс сервис", и предложил ему посылать дополнительные материалы для ИНС под фамилией Джон Хэдли. Мейсон согласился оплачивать его расходы. Это обеспечивало Эрнесту больше денег, поскольку он получал возможность дважды использовать добытую им информацию.
Он был свободен сам решать, куда ему ехать, и распоряжаться собой. Освещать мирные переговоры в Турции было не очень интересно. А вот сражения и эвакуация городов казались перспективными.
Эрнест быстро подружился с людьми, которые обладали информацией и готовы были разговаривать сколько угодно при условии, что на них не будут ссылаться. Он бегло ознакомился с бесконечной сварой в сфере большой политики, придя к убеждению, что обе стороны занимаются манипуляциями с целью установить контроль над нефтяными источниками Среднего Востока. И написал несколько замечательных репортажей о людях, живущих там, и о том, что произошло с ними за время этой войны за нефть.
Следуя за армиями по Фракии на запад Эрнест понял, что приносит эта ужасная грязная война крестьянам. Проезжая по оккупированным войсками землям, он увидел районы бедствия гражданского населения. Все увиденное и тот ужас, который он испытал, дали ему материал дня описания сцен, потрясших позднее многих читателей. Эти наблюдения убедили его в том, что писать правду — самое важное, что можно сделать в жизни. Он знал о горячей приверженности к миссионерству, царившей в нашей семье. Что же касается его самого, то он убедился в том, что может чем-то помочь людям, изображая жизнь такой, какая она есть, чтобы люди повсюду возмутились и начали что-то делать. Так он начал вырабатывать свое кредо. В более поздние годы он развил его в классическое положение о моральной ответственности.
Когда Эрнест приходил в ярость по поводу какого-нибудь международного события или личного конфликта, он обычно выражал свое ощущение личной сопричастности, говоря: "Если ты, черт тебя возьми, честен, то во всем, что происходит, есть и твоя вина". Эти слова он всегда произносил очень четко и внешне абсолютно спокойно.
Когда Эрнест в октябре вернулся в Париж, они с Хэдли постарались как-то возместить все то время, что были в разлуке. Это был замечательный сезон в Городе Света. Хэдли с восторгом писала нашим родителям: "Я не знаю никого, кто был бы так рад, что кто-то вернулся!" Она с гордостью сообщала, что уверена в том, что Эрнест блестяще делает свою журналистскую работу, и спрашивала, видели ли родители в газете врезку, предварявшую первую статью серии. Однако, добавляла она, Эрнест "заплатил за свою славу большими неудобствами — у него опять болело горло, и он схватил такую лихорадку, что принимал хинин каждый раз вместе с едой. И насекомые — он был просто покрыт ими, — до сих пор не удалось избавиться от некоторых, самых мелких. Ему пришлось остричь волосы накоротко, чтобы вывести этих насекомых! Кроме того, у него было очень много работы и мало денег и совсем мало людей, с которыми можно поболтать. Никто его не поощрял, и никакой рыбной ловли! К тому же мои письма из-за глупости почты не доходили до него... Мы оба чувствовали себя ужасно. Но теперь все позади, и мы опять вместе, и я постаралась получше устроить нашу квартиру, и Эрнесту все очень нравится. Он привез мне цепь из янтаря, украшенного кораллами и серебром, принадлежавшую кому-то из русской царской семьи, кто сейчас служит официантом в Константинополе".
Вскоре, однако, Эрнест получил новое задание. Оно было связано с добыванием информации по весьма сложному делу — по Лозаннской мирной конференции. Как человек, действительно разбиравшийся в проблемах Греции и Турции, обсуждавшихся там, Эрнест имел возможность раскрывать в своих корреспонденциях закулисные игры, которые велись на конференции.
Благодаря Хэнку Уэлсу из "Чикаго трибюн" Эрнест на Лозаннской конференции подрабатывал, поставляя информацию агентству "Юниверсал ньюс". Это было очень существенно, потому что жизнь в Швейцарии была весьма дорогой. "Стар" оплачивала все его расходы, но только после их утверждения в редакции в Торонто. Все делегации на конференции использовали иностранных корреспондентов для распространения выгодной им информации. Никому из репортеров не давали неофициальных интервью, и это очень затрудняло добывание информации. Результаты оказывались разочаровывающими. Хотя все понимали, что происходит, никто не мог об этом сказать и подтвердить свои утверждения документальными доказательствами.
Многому по части политических маневров научил Эрнеста Билл Райалл из "Манчестер гардиан". Бывший пехотный офицер, Райалл хорошо знал, как функционирует британский Форин офис. Он разбирался в человеческих мотивах, включая холодную, расчетливую жажду власти, маскируемую вежливыми жестами. Позднее, выступая под псевдонимом Уильям Болито, Райалл показал миру глубину своего понимания в книге "Двенадцать против богов". Он искал свой путь и подталкивал к тому же и других. Эрнест часто беседовал с ним, выпивал и вообще стал его горячим приверженцем.
Перед самым Рождеством Хэдли собрала все рукописи Эрнеста, все его рассказы и начало романа, над которым он давно уже работал. Рукописи она уложила в чемодан, свои личные вещи в небольшую сумку и отправилась на вокзал, чтобы ехать на праздники к мужу в Швейцарию. Она туда доехала, но без чемодана, который у нее украли на вокзале в Париже.
Эрнест сделал все возможное, чтобы разыскать чемодан. Но безуспешно. Вор, который скорее всего не читал по-английски и был разочарован тем, что добычу нельзя продать, мог просто уничтожить бесполезное для него содержимое чемодана. Эрнесту пришлось в конце концов смириться с потерей. Позднее он говорил, что к тому времени это было самое тяжелое его переживание.
После рождественских каникул Эрнест написал цикл литературных портретов различных деятелей, участвовавших в Лозаннской конференции. Он описывал турок, русских и их секретную полицию, итальянцев с их фашистским позерством и, в частности, Муссолини. Потом они с Хэдли поехали в Рапалло, чтобы повидаться с Эзрой Паундом.
Эзра познакомил Эрнеста еще с одним американцем, Робертом Мак-Элмоном. Мак-Элмон владел небольшим печатным станком и незадолго перед этим издал книгу Паунда "Кантос". Мак-Элмон заинтересовался тем, что пишет Эрнест. То был тяжелый момент: Эрнесту пришлось объяснить, что почти все его рукописи потеряны. Осталось только несколько стихотворений и разрозненных отрывков. Тем не менее, и он и Мак-Элмон хорошо потолковали. Они понравились друг другу и решили, что из их встречи что-нибудь путное получится. Позднее в том году так оно и вышло.
В Кортина д’Ампеццо в Итальянских Альпах было чудесно кататься на лыжах, и Эрнест с Хэдли провели там несколько счастливых недель, прежде чем вернулись в Париж. Когда они добрались туда, Эрнест получил известие о смерти бабушки Хемингуэй. Искренне огорченный, он написал дедушке, что не может поверить в это — бабушка не из тех, кто умирает. Закончив письмо, он ушел из дома и напился.
В марте редакция "Стар" предложила Эрнесту написать серию репортажей о Руре и о том, что такое французская оккупация Рура. Эрнест написал семье о своих планах и о том, что он собирается писать. Новый цикл, сообщал он, задуман на двенадцать очерков для ежедневной "Стар" и будет печататься в середине апреля. Он писал отцу о том, как ценит его письма, и извинялся, что сам пишет не так же часто. Он рассказывал, что провел тридцать восемь часов в поезде и совершенно одурел. Он проехал за тот год по железным дорогам около 10 тысяч миль, трижды побывал в Италии, совершил шесть поездок из Швейцарии в Париж и посетил Константинополь. Так что в настоящий момент он сыт путешествиями по горло.
После очерков о Руре Эрнест вернулся к собственным рассказам, восстанавливая кое-что из отрывков, оставшихся после пропажи чемодана. Близилась к осуществлению договоренность с Мак-Элмоном об издании его первой книги "Три рассказа и десять стихотворений". А Билл Берд подталкивал его на то, чтобы собрать очерки и рассказы в сборник, который будет назван "В наше время". Летом Эрнест уже правил гранки, одновременно работая над новыми произведениями. <...>
В конце июля 1923 года Мак-Элмон отпечатал в Дижоне, в восточной Франции, первые экземпляры сборника "Три рассказа и десять стихотворений". Это было скромное издание, тиражом всего триста экземпляров. Однако, это была книга, и предназначалась она для продажи. <...>
Когда книга вышла, Хэдли была на шестом месяце беременности. Чтобы обеспечить должное медицинское наблюдение и дать будущему ребенку гражданство США или Канады, они решили, что самое правильное — это в. конце августа уехать в Торонто. Эрнест надеялся получить в "Стар" постоянную работу.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"