Хемингуэй в рядах интербригад на войне в Испании

В Испании большую часть своего времени Хемингуэй проводил в XII бригаде, явно симпатизируя именно ее бойцам-интернационалистам. Это признают почти все писатели, хотя Хемингуэй бывал и в других частях. Немало времени по понятным причинам он проводил на позициях, занимаемых американцами из бригады имени Авраама Линкольна. XII бригадой командовал Мате Залка, воевавший под псевдонимом генерал Лукач. По утверждению К. Бейкера, "в бригаду входили люди разных политических взглядов, но все вместе они составляли замечательную компанию веселых друзей". Среди них находились главный врач бригады Вернер Хейльбрун, немецкий писатель Густав Реглер, получивший в Испании тяжелое ранение, и, что особенно важно, "генерал Лукач, один из добрых друзей Хемингуэя, прекрасный человек и весельчак, сыгравший на 1 Мая мелодию при помощи зажатого в зубах карандаша". Хемингуэй воздал должное генералу Лукачу в своем предисловии к книге Реглера "Зеленый крест". Хью Томас, ссылаясь на "Сову Минервы", другую книгу Реглера, вспоминает банкет, организованный Лукачем в честь приезда Хемингуэя в XII бригаду, и сообщает, что "это было незабываемое событие, когда генерал-венгр Лукач послал всем девушкам ближайшей деревни приглашение принять участие в банкете".

В составе бригады находился также Хосе Луис Эррера Сотолонго, ставший спустя годы личным врачом Хемингуэя. Эррера Сотолонго вспоминает свою встречу с писателем, впервые прибывшим в расположение XII бригады: "Я познакомился с ним так: в 1937 году, после того как завершились операции на Мадридском фронте, нас отвели в район западнее столицы для пополнения. Поскольку мы находились в боях непрерывно с ноября 36-го года и участвовали в сражениях при Каса-де-Кампо, Эль Пардо, Лас-Росас и Вильянуэва-дель-Пардильо, мы потеряли много людей. Всю тяжесть этих боев вынесла на себе XII Интернациональная бригада. В последние дни декабря мы успешно провели быстрое наступление на Бриуэгу. Оставили там части IV корпуса и вернулись в Мадрид. Однако после боев под Мадридом и у Лас-Росас бригада находилась в плачевном состоянии, так как из строя вышло много людей и оружия. В небольшом городке Мората-де-Тахунья, к востоку от Мадрида, мы получили пополнение. Здесь расположился один наш батальон, а второй был расквартирован в Пералесе. Словом, наши части были рассредоточены, поскольку для отдыха бригаде никогда не отводилось какое-то одно место. И вот как-то после обеда пришел к нам немец Вернер Хейльбрун, начальник медицинской службы бригады, и говорит мне: "Вы одеты лучше других офицеров, так что поезжайте в Мадрид и привезите сюда одну американскую журналистку, которая изъявила желание провести у нас несколько дней и написать репортаж. В Мадриде, в отеле "Флорида", вас будет ждать моя жена Матильда". И в самом деле, когда я туда приехал, там уже была жена Вернера вместе с американкой Мартой Геллхорн, будущей женой Эрнесто. Мы сели в машину и поехали обратно. В Мората мы разместились в госпитале. Вообще госпиталь XII бригады скорее напоминал гостиницу для туристов.

В то время Эрнесто был влюблен в Марту. Сам он чуть раньше уехал на южный фронт под Гетафу, в те места. Когда он вернулся в отель и не застал там Марту, то начал расспрашивать, где, мол, Марта. "За ней приехали из XII бригады, и она сейчас там", — ответили ему. На следующий день он прибыл в XII бригаду. Марта оставалась у нас несколько дней, и Хемингуэй сопровождал ее. Похоже, что XII бригада ему понравилась, потому что стала местом их последующих встреч. Большую часть времени он жил вместе с нами и отсюда уезжал по заданиям в другие части.

В течение долгого времени он был нашим гостем. Ну а впервые он побывал у нас в начале 37-го года, когда мы стояли в Мората-де-Тахунье. Позже Хемингуэй был с нами во время наступления на Хараму, почти месяц. Потом он был на других фронтах, пока мы проводили операцию против итальянцев под Гвадалахарой. Там его не было. Когда он понял, что это очень важное наступление, он сразу же присоединился к нам и появился как раз в последний момент, когда мы только что свернули наш госпиталь во дворце... Приехав туда и не застав нас, он сделал несколько фотографий дворца, которые хранятся у него дома, на Финке Вихии.

Поэтому ему пришлось отправиться вслед за нами в Моралеху, куда нас отвели на отдых. Там мы играли в футбол. Потом Эрнесто снова уехал. От Арагона мы направились к Уэске и провели там операцию, ту самую, перед которой убили генерала Лукача. По возвращении в Мадрид мы встретились еще раз. И снова Хемингуэй не покидал позиций бригады. Затем наши пути разошлись надолго, потому что XII бригаду преобразовали в дивизию и мы отправились на фронт... Мы не виделись несколько месяцев и встретились, когда началось наступление и был взят Теруэль. Эрнесто всегда появлялся там, где проводились самые важные операции. Так что мы снова были вместе, но только несколько дней, потому что он опять уехал на другой фронт, и мы потеряли друг друга. Снова встретились мы уже после того, как я приехал на Кубу".

Рассказывая о "забавах Хемингуэя", Эррера Сотолонго смеется. Вот, скажем, был у них один офицер из славян. Он не помнит, из какой страны, но помнит его фамилию: Макакос. Хемингуэй частенько подставлял фамилию офицера в свое излюбленное испанское ругательство, пользуясь созвучием слов. Тогда на фронте старались буквально во всем увидеть смешное и таким образом, хотя бы на мгновение разрядить царившее вокруг напряжение.

Один из курьезных случаев Эррера Сотолонго помнит очень хорошо, поскольку сам он был "исполнителем", а Хемингуэй "жертвой". Это произошло в то время, когда XII бригада находилась на отдыхе после сражения под Гвадалахарой. Штаб и часть офицеров устроились во дворце вдовы герцога Альдамы, в Моралехе, что в окрестностях Мадрида. Это место пользовалось до некоторой степени дурной славой из-за того, что там неоднократно расстреливали фашистов. Но в один прекрасный день во дворце начали устраивать приемы, поскольку посуда и мебель в помещениях пребывали в целости и сохранности. Наступление под Гвадалахарой закончилось успешно, и офицерам присваивались очередные звания. Так, врач Эррера Сотолонго был произведен в капитаны. В тот вечер на торжестве присутствовал певец Поль Робсон. Что касается Хемингуэя, то он выпил больше обычного, опьянел и уснул. Кому-то пришло в голову отнести его в полевую операционную. Так и сделали. Писателя уложили на носилки и привязали. Присутствующие надели белые халаты и маски, неожиданно Хемингуэй проснулся, увидел, что он связан, и начал изрыгать такие проклятия, что шутники, в жизни не слыхавшие ничего подобного, решили развязать писателя. Поняв, что его всего лишь пытались разыграть, Хемингуэй извинился: "Я уж решил, что попал к фашистам и меня будут пытать". А ругался он на безупречном испанском.

Эта история завершилась к всеобщему удовольствию участников. В оставшиеся дни мы бесцельно бродили в окрестностях дворца. Хемингуэй был с нами. Однажды мы решили "расстрелять" пластинку. Достали ее из проигрывателя, и уже казалось, что ее минуты сочтены. Это была одна из немногих понравившихся нам пластинок из коллекции вдовы герцога де Альдамы. Но мы столько раз ее слушали, что мелодия — "Болеро" Равеля — всем наскучила, и это стало причиной вынесения ей столь сурового приговора. Диск подбросили в воздух и стали бросать в него камнями. Никто не попал, однако все согласились, что камень, брошенный рукой Хемингуэя, пролетел ближе всех к цели. Но писатель проявил себя в высшей степени скромным человеком и ответил, что у него большой опыт охоты на голубей. Нашлась добрая душа, предложившая "помиловать" пластинку, поскольку она осталась цела после "расстрела". Идея всем пришлась по душе. "Болеро" Равеля вернулось в коллекцию герцогини.

Норберто Фуэнтес - "Хемингуэй на Кубе"