Анализ рассказов «Что-то кончилось» и «Трехдневная непогода» Э. Хемингуэя

Петрушкин А.И., Агранович С.З. «Неизвестный Хемингуэй. Фольклорно-мифологическая и культурная основа творчества», Самара: «Самарский дом печати», 1997.

Мало кто из исследователей обратил внимание на казалось бы проходной рассказ сборника «Трехдневная непогода», а ведь он один из ключевых в произведении, во многом объясняющий не столько событийную сторону, сколько смысловую (подтекстовую) основу цикла по воспитанию « дьяволочеловека».

В рассказе повествуется вроде бы о мальчишеской шалости: Ник с приятелем в отсутствии взрослых, вообразив себя джентльменами, «пировали» — «сидели у камина и пили ирландское виски с водой» [1, 44].

Как и положено джентльменам, они поначалу ведут вялый разговор о спорте, но вдруг беседа эта принимает странный характер. Юноши начинают говорить о литературе. И в разговоре мелькают названия романов Дж. Мередита, Хью Уолпола, упоминается имя Честертона и т. д. Затем разговор сразу же переключается на судьбы отцов героев. Что это? Спор отцов и детей? Решить этот вопрос можно, обратившись к рассказу «Доктор и его жена».

Затем окончательно опьяневшие подростки вспоминают о только что кончившемся разрывом полудетском увлечении Ника и с забавной серьезностью рассуждают о семейной жизни: «Ты еще легко отделался...» [1, 55]. Эта часть рассказа является прямым комментарием к рассказу «Что-то кончилось».

В этих трех рассказах об отрочестве Ника Адамса отчетливо ощущается несколько смысловых планов и, прежде всего, культурно-исторический.

Почему отбрасывается в сторону классический социально-психологический роман воспитания Дж. Мередита «Ричард Феверел», но с любовью и восторгом американскими юнцами рубежа веков воспринимаются неоромантические писатели? Почему унылому буржуазному бытию, отцам, «чья песенка спета», людям, «у которых такой сытый женатый вид», противопоставляется иной, еще несформировавшийся идеал?

Неоромантизм рубежа веков (Стивенсон, Честертон, Э. Ростан, отчасти, Хью Олпол) противопоставляли статике «семейного уюта», позвякиванию серебряной ложки в чайном стакане, иную, яркую, полную необычных приключений и героизма действительность, нового героя. Литература неоромантизма была рождена откровенной ненавистью к тусклому безыдеальному существованию, которое так остро ненавидел еще Г. Флобер. Теперь, на рубеже веков, ему пытались противопоставить героику мальчишеской отваги (Стивенсон), головорезов и искателей приключений, колониальных подвигов (Киплинг) или, в лучшем случае, «либертина» Сирано де Бержерака (Э. Ростан). У этого процесса была и другая, невидимая сторона, о которой часто забывают, но о которой догадывался Э. Хемингуэй,— буржуазное общество, и в этом диалектика жизни, духовно готовило юношество к той бойне, участниками которой будут Ник Адамс и другие представители «потерянного поколения». Но это пока еще впереди.

Вместе с культурно-историческим планом, лежащим на поверхности, в этих рассказах присутствует и другой, глубинный, обнаружить который труднее, но без которого понять первое произведение американского писателя, оценить его значимость невозможно.

По всей видимости, Э. Хемингуэй чувствовал, что литература неоромантизма, осмысляя кризис сознания, создавая свой неороматический образ героя — бойца, человека действия, искателя приключений, не могла не опираться на традицию. И это могла быть только традиция героического эпоса, с его идеалом воина, богатыря, в одиночку вступающего в борьбу со злом. Но неосознанно неоромантики лишали своего героя того главного, что было присуще богатырю народного эпоса. Вступая в бой со скукой и обыденщиной современного мира, неоромантический герой, тем не менее, оставался носителем буржуазного индивидуалистического сознания (например, Энтони Глостер у Киплинга), тогда как герой народного эпоса является носителем силы всего народа, сражаясь за его интересы.

Вот почему на протяжении всех рассказов об отрочестве Ника Адамса (до «Чемпиона» включительно) обнаруживается «снятие» любого эпико-героического элемента, а иногда даже прямое пародирование. Так, в рассказе «Доктор и его жена» за бытовой ситуацией обнаруживается «снятый» мотив богатырского поединка отца юного «эпического» героя с более сильным и могучим противником — индейцем Диком Боултоном. По эпическому «клише» отец героя должен вступить в схватку с противником. Он побеждает или погибает, но преподает урок мужества сыну, словно передавая эстафету героизма. Зачастую вместо отца в эпических песнях разных народов в схватку вступал его юный сын, а в случае гибели отца становился благородным мстителем.

В стычке с Диком Боултоном доктор откровенно пасует, за что подвергается явному осмеянию со стороны врага. Пережитое унижение оказывается для слабовольного доктора, живущего в атмосфере мелочности, пуританской обыденности, ханжества, самодовольной пошлости, невыносимым настолько, что приводит к попытке самоубийства. Но и здесь он оказывается несостоятельным.

На этот раз жизнь пощадила Ника Адамса, который «сидел, привалившись к дереву, и читал», так и не увидев позора отца. И пока еще мальчик идет с отцом в лес смотреть место, «где есть черные белки» [1, 35]. Но благополучие идиллической концовки рассказа — кажущееся. Рано или поздно вера в отца, который является символом мира и благополучия, обязательно будет разрушена, хотя все это писатель опускает в подтекст.

Но ироническое осмысление несостоявшегося героя продолжается. В героическом эпосе юный богатырь всегда отправляется на поиски суженой. Борьба за женщину, добывание ее — необходимый этап становления эпического героя, один из его основных подвигов. Мотив этот восходит к архаическому представлению о женщине (суженой героя) как о носительнице жизни. В мифе и архаическом эпосе богатырь сражался за нее с силами хтонического хаоса (смерти), в героическом — с вражескими богатырями.

В рассказе «Что-то кончилось» снова обнаруживается эпическая несостоятельность героя первой части цикла. Ник Адамс здесь решает свою судьбу отнюдь не по типу поведения эпического героя, — он словно прогоняет свою подружку, девочку-подростка Марджори, как бы восприняв ее своей «суженой».

Эпический герой, таким образом, не состоялся, видимо, потому, что сознание подростка уже несло в себе идеал героя неоромантического.

Разговор о «браке» в рассказе «Трехдневная непогода» заканчивается тостом: «Они допили стаканы до дна.

— Джентльмены, — сказал Билл. — Да здравствуют Честертон и Уолпол.

Заметим здесь, что писатель, видимо, изображая выхолащивание эпического идеала литературой неоромантизма «рубежа веков», показывает формирование «дьяволочеловека», которое, и это тоже опущено в подтекст, будет в дальнейшем дополняться псевдоромантизмом милитаристской пропаганды.

Но здесь нужно все время помнить о том, что прямо на глазах читателя доброе и светлое существо, Ник Адамс, фактически не встречаясь пока в жизни со зверствами и жестокостью в обнаженном виде, становится человеком откровенно жестоким, эгоистичным, не желающим нести ответственность за судьбу другого человека.

А.И. Петрушкин , С.З. Агранович - «Трехдневная непогода» и «Что-то кончилось». Анализ рассказов.