Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Мендельсон М.О. Анализ романа «За рекой, в тени деревьев» Э. Хемингуэя

Мендельсон М.О. «Современный американский роман», М.: «Наука», 1964.

Повесть "За рекой в тени деревьев" — единственное известное нам до сих пор художественное произведение Хемингуэя, в котором часто упоминается вторая мировая война.

Вскоре после окончания войны немолодой уже полковник американской армии Роберт Кантуэлл приезжает в любимый им с давних пор уголок Италии — Венецию, чтобы провести там несколько дней. Кантуэлла многое влечет в эти края. Он хочет там поохотиться. В Венеции живет его возлюбленная — юная графиня Рената. Наконец, неподалеку от Венеции находится то хорошо памятное ему место, где он был ранен еще в первую мировую войну.

Полковник серьезно болен, у него никуда не годное сердце. Чтобы получить разрешение врача на поездку в Венецию, ему пришлось проглотить очень много лекарств — "столько нитроглицерина, сколько было нужно для того, чтобы... он и сам толком не знал, для чего; для того, чтобы пройти этот осмотр, уверял он себя".

Совершенно очевидно, что Кантуэлл, — по сути дела, смертник. Но врач решает все же дать ему возможность провести последние несколько лет, месяцев, а может быть, и дней так, как ему хочется. Поэтому он делает вид, будто не вполне понимает, чем вызвано "хорошее" состояние сердца Кантуэлла. Врач не раз повторяет, что у полковника "со здоровьем... все в порядке", что кардиограмма у него "замечательная", хотя ему известно, что этот мужественный человек "набит нитроглицерином".

Во всем этом есть очень много знакомого по ранним книгам Хемингуэя. Перед читателями еще один несчастный человек, превосходно осознающий, что ему плохо, а будет еще хуже. Но он воспринимает свою судьбу стоически, не жалуется, а шутит. Кантуэлл часто говорит о пустяках вместо того, чтобы сказать о том, что его на самом деле тревожит. "Он говорил без умолку, стараясь поскорее прийти в себя", — пишет Хемингуэй о своем герое. В эту печальную "игру" включаются и окружающие.

Повесть "За рекой в тени деревьев" в значительной степени выдержана именно в такой манере.

Невольно вспоминается роман "И восходит солнце". Во всяком случае, со времени появления этой книги мы не читали у Хемингуэя таких подробнейших бесед на тему о том, что можно было бы съесть или выпить за обедом или ужином. Вот, к примеру, метрдотель, которого Кантуэлл называет Gran Maestro, решает пойти выяснить, "что у нас сегодня из мясного", чтобы покормить полковника и Ренату.

Дальше следует такой диалог:

" — Выясните как следует.

— Я человек прилежный.

— И к тому же чертовски рассудительный.

Когда Gran Maestro отошел, девушка сказала:

— Он прекрасный человек, я рада, что он тебя любит.

— Мы с ним друзья, — сказал полковник. — Надеюсь, у него найдется для тебя хороший бифштекс.

— Есть один отличный бифштекс, — сообщил, возвратившись, Gran Maestro.

— Возьми его, дочка. Меня все время кормят бифштексами в офицерской столовой. Хочешь с кровью?

— Да, пожалуйста, с кровью".

В другой части повести, совсем как в приведенном выше отрывке из диалога Фредерика и Кэтрин ("Прощай, оружие!"), Кантуэлл и Рената обмениваются несколькими фразами, которые должны не раскрыть, а скорее замаскировать их мысли и чувства:

" — Пожалуйста, милый, — сказала девушка, — пожалуйста, не надо.

— А ты ни о чем не думай. Ни о чем на свете.

— Я не думаю.

— Ни о чем.

— Молчи.

— Тебе хорошо?

— Сам знаешь.

— Ты уверена?

— Молчи. Пожалуйста".

Все это написано с присущей Хемингуэю скрупулезностью и тщательно выверено. Нигде нет и нотки фальши. Но снова и снова возникает ощущение, что читаешь что-то очень хорошо знакомое.

С большим мастерством написаны сцены охоты, занимающие в повести значительное место. В беседе с журналистами Хемингуэй как-то сказал: "Я хотел, чтобы прочитанное казалось ему (читателю. — М. М.) пережитым, чтобы у него было такое впечатление, как будто это произошло на самом деле". Впечатление лично пережитого нами и оставляют страницы книги "За рекой в тени деревьев", посвященные охоте. Здесь характерное для писателя богатство очень точных деталей. Вместе с тем ощущается и довольно типичный как раз для раннего Хемингуэя "второй план". Сцены охоты в повести существуют не сами по себе. Мы вскоре начинаем понимать, что, пристально подмечая каждую подробность охоты, Хемингуэй запечатлевает то, что творится в душе его героя. А Кантуэлл напряженно впитывает все происходящее вокруг по причинам, очень сходным с теми, которые определили повышенную чувствительность Ника — героя рассказа "На Биг-ривер" к деталям его трапезы в лесу. Совершенно ясно, что и Кантуэлл, и Ник потрясены до глубины души чем-то тяжким, мучительным, а охота и еда помогают им в какой-то степени отвлечься от беспокоящих их мыслей и ощущений.

Но только ли грозная болезнь заставляет полковника Кантуэлла отдаваться стрельбе на болоте с необычайной даже для такого заядлого охотника страстью?

На первый взгляд кажется, что все дело действительно в болезни главного персонажа повести. Кантуэлл может умереть в любую минуту (и действительно он вскоре умирает). Не потому ли Кантуэлл и его друзья так много "болтают", что хотят избежать разговоров и мыслей о смерти (вспомним, что Джейк Барнс подобным же образом хотел избежать мыслей о своей трагической любви к Брет, а Ник — о военных событиях)?

Было бы неверно, конечно, преуменьшать значение мотива приближающейся смерти в повести "За рекой в тени деревьев" (во время охоты Кантуэлл думает: "Каждый выстрел теперь, может быть, мой последний выстрел..."). А все же нельзя не видеть, что Хемингуэя волнует не просто общечеловеческая тема старости и смерти. В образе Кантуэлла явственно ощущаются приметы времени. Центральный герой книги не только пожилой человек, страдающий от сознания близости конца. Он несчастен и по причинам, бросающим свет на существенные стороны современной жизни США, по причинам, социальный характер которых несомненен. Героя повести терзает важнейшая проблема современности — проблема войны.

Вначале может создаться впечатление, что в книге "За рекой в тени деревьев" Хемингуэй лишь повторяет сказанное им о войне давным-давно — в романе "Прощай, оружие!", в новеллах о Нике и т. д., где была осуждена империалистическая война 1914 — 1918 гг.

В одном из первых эпизодов повести рассказывается о том, как Кантуэлл отправился в Фоссальту, где "он был тяжело ранен тридцать лет назад" и где, узнаем мы дальше, пострадала его "правая коленная чашечка" (любопытно, что сам Хемингуэй был ранен там же, тогда же и так же, как его герой). Полковника влекут в эти места не сентиментальные причины. Он хочет осуществить (и в самом деле осуществляет) символический акт, исполненный для него большого значения. Кантуэлл закапывает в землю на том месте, где его ранило, банкнот, равный сумме, выплаченной ему за медаль, которую он получил, когда был ранен. Иными словами, он отказывается от денег за медаль, ибо война, в которой он участвовал "мальчишкой", для него ненавистна так же, как для Ника Адамса и Фредерика Генри. Каждый из последних двух героев заключил, по характеристике писателя, "сепаратный мир". Надо полагать, что в молодости Кантуэлл не был на это способен, но отрицание им первой мировой войны тридцать лет спустя несомненно.

В повести мы не только находим сцену, свидетельствующую о решительной переоценке героем книги того, что произошло с ним лично в 1918 г. при Фоссальте. Писатель показывает, что полковник склонен теперь рассматривать ту войну в целом как грязное и страшное дело. Нестерпимая и неоправданная жестокость первой мировой войны ясно раскрывается, к примеру, в беседе Кантуэлла с лодочником-итальянцем.

" — В каком году убили вашего брата на Граппе? — спрашивает лодочника Кантуэлл.

— В восемнадцатом. Он был патриот, и уж очень зажгли его речи д’Аннунцио. Пошел добровольцем, хотя его год еще не призвали. Мы к нему и привыкнуть толком не успели, больно быстро он от нас ушел.

— А сколько вас было братьев?

— Шестеро. Двоих убили за Изонцей, одного — на Баинзицце и одного у Карста. Потом на Граппе мы потеряли того брата, о котором я говорю, и я остался один".

Порою полковник вообще весьма отрицательно отзывается о своей профессии. Когда Рената говорит о военной науке: "Какая страшная наука, если только это вообще наука... Терпеть не могу военные памятники при всем моем уважении к погибшим", то Кантуэлл отвечает ей: "Да я и сам их не люблю. Как и дела, во славу которых их воздвигали". Временами герой повести мечтает "бросить свое военное ремесло и быть добрым и хорошим, каким мне хочется быть".

Каково же, однако, отношение Кантуэлла к конкретной войне, которая только что завершилась, к войне, в которой он принимал самое активное участие?

Вспомним, что, по свидетельству Каули, в том большом романе, над которым Хемингуэй работал на протяжении целого десятилетия, начиная с 1941 г., должна была быть показана вторая мировая война. Темы войны 1939 — 1945 гг. писатель не мог, разумеется, обойти и в повести "За рекой в тени деревьев", рассказывающей о послевоенной жизни.

Что же, совершенно очевидно, что полковника не радует многое из того, что случилось в 40-х годах и, в частности, в первой половине этого десятилетия. Он понимает, например, что для некоторых людей вторая мировая война была средством обогащения. Вот почему "в память о войне, а также из настоящей, хорошей ненависти ко всем, кто на ней наживается", Кантуэлл и некоторые его друзья основали шуточный "военный, аристократический и духовный орден", которому издевательски присвоили имя "известного миланского спекулянта — миллиардера, уклонявшегося от уплаты налогов".

Героя книги волнует то, что и после второй мировой войны "толстозадый" генерал Франко продолжает господствовать в Испании. Он выражает надежду, что Франко, подобно Муссолини, еще будет повешен "вниз головой возле заправочных станций". Полковника бесит, что и в самой Италии с фашизмом еще далеко не покончено. Людей с "мордой фашиста" он видит повсюду и относится к ним с нескрываемой враждебностью.

Нет сомнений, что полковнику (как и автору) не по душе и заправилы послевоенной Америки. Президента Трумена Кантуэлл характеризует с нескрываемым презрением. Имея в виду именно его, он говорит: "...я никогда в жизни не носил галстука бабочкой и никогда не был прогоревшим галантерейщиком. Нет у меня данных, чтобы стать президентом". А дальше выражено резко отрицательное отношение к правящим кругам США в целом — этим, по определению Хемингуэя, "подонкам". Полковник характеризует "верхи" Америки весьма недвусмысленно: это, говорит он, "муть, вроде той, что остается на дне пивной кружки, куда проститутки накидали окурков. А помещение еще не проветрено, и на разбитом рояле бренчит тапер-любитель".

В уста Кантуэлла вложено также немало довольно пространных рассуждений о разных американских военачальниках периода второй мировой войны. Называя известных генералов, он отзывается о них крайне язвительно. Мы читаем, например, что генерал Паттон, "вероятно, ни разу в жизни не сказал правды". Да и вообще, говорит полковник, "после того как человек получит генеральскую звезду или несколько звезд, правда становится для него такой же недосягаемой, как святой Грааль для наших предков".

С возмущением изображена военная деятельность крупного американского разведчика генерала Смита. "Итак, после того, как я имел честь услышать от генерала Уолтера Беделла Смита, как легко будет наступать, — саркастически рассказывает Кантуэлл, — мы перешли в наступление... растянувшись всеми тремя дивизиями в одну линию как раз там, где этого хотели немцы. Не будем поминать лихом генерала Уолтера Беделла Смита. Он не злодей. Он только наобещал с три короба...".

Крепко достается также Эйзенхауэру и всему верховному командованию союзными экспедиционными силами.

Кантуэлл один за другим приводит факты, свидетельствующие об ошибках американских генералов, об их неумении воевать. Он с горечью вспоминает о напрасных потерях, о том, что по вине командования солдаты попадали в ловушки и т. д. В повести правдиво, в присущей Хемингуэю реалистической манере, запечатлены отдельные эпизоды военных операций в западной Европе.

Все это безусловно представляет интерес. Но постепенно начинаешь осознавать, что восприятие Кантуэллом второй мировой войны сводится главным образом к оценке чисто военных достоинств и недостатков командования. Вот почему весьма критически охарактеризованным американским генералам противопоставляется... Роммель.

Рената не без удивления спрашивает своего возлюбленного;

" — Неужели тебе правда нравился Роммель?

— Очень.

— Но ведь он был твой враг.

— Я люблю своих врагов иногда больше, чем друзей".

Есть в повести места, где осуждена, пожалуй, политическая позиция американской военщины. Кантуэлл, например, думает про себя: "Мне нельзя ненавидеть фашистов... И фрицев тоже, потому что, к несчастью, я военный". Вместе с тем полковник очень тепло отзывается о русских: "...лично мне они очень нравятся, я не знаю народа благороднее, народа, который больше похож на нас" (впрочем, он тут же замечает: "Говорят, это наш будущий враг. Так что мне, как солдату, может, придется с ними воевать").

Да, кое-что в повести свидетельствует, хотя я косвенно, об известной озабоченности писателя тем, какие цели преследовали правящие круги США, в частности военное командование, во время второй мировой войны. Но Хемингуэй не углубляется в эту проблему. Следует добавить, что со опасности третьей мировой войны и о тех силах в Америке, которые видят в советских людях "будущего врага", упоминается лишь в цитированном только что высказывании Кантуэлла.

Автор повести "За рекой в тени деревьев" хорошо знал, конечно, что влиятельные элементы в США активно готовятся к войне против Советского Союза. Он понимал, вероятно, и то, что американская военщина играет в этом весьма заметную роль.

О том, как сильно волновала тогда Хемингуэя опасность новой мировой войны, говорит хотя бы его предисловие к очередному изданию романа "Прощай, оружие!" (1948), где писатель с гневом говорит о "свиньях", которые "провоцируют" войны и богатеют на них. "Я считаю, — продолжает Хемингуэй, — что все люди, которые наживаются на войнах и помогают вызывать их, должны быть расстреляны в первый же день военных действий полномочными представителями лояльных граждан их страны...". Чтобы еще резче подчеркнуть свою ненависть к поджигателям войны, писатель предлагает лично руководить казнью этих негодяев, саркастически обещая должным образом их похоронить. Знаменательно, что Хемингуэй подчеркивает при этом экономическую подоплеку войны: военные конфликты вызываются, говорит он, "прямой конкуренцией в экономической области".

Что ж, можно только пожалеть, что в повести "За рекой в тени деревьев" все это не нашло достаточно ясного отражения. Вообще тот широкий взгляд на войну, который был характерен для лучших произведений Хемингуэя, в книге этой дает себя знать сравнительно мало. Повесть, основные персонажи которой то и дело возвращаются к историческим событиям 1939 — 1945 гг., оказывается менее содержательной, чем того можно было ожидать от автора только что упомянутого предисловия или статьи в книге "Люди на войне".

Писатель сохраняет свою замечательную способность изображать то, что он видит, с завидной отчетливостью, необычайно рельефно. Но нельзя сказать, что взор его достаточно глубоко проникает в толщу жизни. Чувствуется: что-то мешает ему говорить о только что завершившейся войне во всю силу.

Во всяком случае, многое в повести возвращает автора на старые идейные и творческие позиции, а то и повторяет сказанное им раньше. В книге, в частности, вновь возникает памятное нам по многим из ранних произведений Хемингуэя ощущение непреодолимого трагизма жизни.

Образ Ренаты намечен в повести пунктиром. Его нельзя назвать убедительным. В рассказе о любви стареющего Кантуэлла к юной графине звучат, увы, в прошлом столь чуждые Хемингуэю сентиментальные нотки.

Некоторые буржуазные критики в США склонны противопоставлять повесть "За рекой в тени деревьев" всему предыдущему творчеству Хемингуэя как свидетельство преодоления писателем присущего ему "отрицательного" начала. Так, имея в виду эту повесть, Л. Гурко в книге "Кризис американского духа" пишет: "В произведениях Хемингуэя... заметен поворот от отрицания к утверждению. От безрезультатных взаимоотношений героев романа "И восходит солнце" и трагической пустоты мира в романе "Прощай, оружие!" Хемингуэй в конце концов пришел к утверждению положительного героя...".

Американский критик умудрился позабыть о тех положительных героях, которые появились в творчестве Хемингуэя в 30-е годы, когда он рисовал борцов против фашизма, людей, исполненных веры в будущее, в победу народа. Как известно, таков, например, Сордо в романе "По ком звонит колокол". С большой силой Хемингуэй запечатлел его гибель. Партизанский вождь не боялся смерти, читаем мы, но "боишься ты или не боишься, а со смертью примириться трудно". И все же Сордо умирал с чувством, что жизнь его не прожита впустую, что он гибнет не зря. Кантуэлл такого чувства лишен.

В полковнике Кантуэлле есть что-то от ранних героев Хемингуэя, которых терзало ощущение "потерянности". Недаром, читая повесть "За рекой в тени деревьев", находишься под впечатлением, что перед тобой лейтенант Генри из романа "Прощай, оружие!", только сделавшийся полковником и постаревший. Он немало пережил за тридцать лет, которые истекли со времени окончания первой мировой войны, несколько лучше прежнего осознает, сколь страшны военные бури, но в целом едва ли намного углубил свое понимание действительности.

М.О. Мендельсон - «За рекой, в тени деревьев». Анализ романа Хемингуэя.



 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"