Эрнест Хемингуэй
|
Туровская М.И. Герои «безгеройного времени» («Зеленые холмы Африки» и «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера»)М.И. Туровская Герои «безгеройного времени». Заметки о неканонических жанрах. М., 1971.
«Зеленые холмы Африки» - книга, у которой документальность жанра путевых очерков, помноженная на документальность обычной хемингуэевской манеры, все же не отняла черт своеобразной художественности, представляет как бы формулу перехода, средостение между бесхитростным жанром путешествий и приключений и литературой в собственном смысле слова. Хемингуэй не только описывает, он размышляет. «Я любил Африку и чувствовал себя здесь как дома, а если человеку хорошо в какой-нибудь стране помимо родины, там ему и нужно жить... С нашим появлением континенты быстро дряхлеют... Земля устает от обработки... Стоит только человеку заменить животное машиной, и земля быстро побеждает его. Машина не в состоянии ни воспроизводить себе подобных, ни удобрять землю, а на корм ей идет то, что человек не может выращивать... Я бы приехал еще раз в Африку, но не для заработка... Я вернулся бы сюда потому, что мне нравится жить здесь - жить по-настоящему, а не влачить существование. Наши предки уезжали в Америку, так как в те времена туда все стремились. Америка была хорошая страна, а мы превратили ее черт знает во что, и я-то уж поеду в другое место... Пусть в Америку теперь переезжают те, кому невдомек, что они задержались с переездом». Герой Хемингуэя, охотник, путешественник, спортсмен, - потомок американского пионера, завоевателя Дальнего Запада, лишившийся своей общенациональной цели и вынужденный к эмиграции в поисках цели хотя бы личной. Можно также сказать, что герой Хемингуэя, охотник, путешественник, спортсмен, - прямой потомок киплинговского завоевателя, лишившийся своего государственного идеализма и сохранивший всего лишь идеализм персональный. Выезжая куда-нибудь на сафари, он больше не везет в своем багаже тяжкое и высокое «бремя белого человека». Его багаж - не более как багаж частного лица, отпавшего от общества. Документализм прозы Хемингуэя, еще более жесткой, чем киплинговская прозаизированная экзотика, обозначил собой момент истории, когда общество перестало нуждаться в услугах героического характера и предоставило его самому себе. Возможно, фанатики кибернетики, фантасты и футурологи поправят Хемингуэя. Но всякий, кто надевал рюкзак, чтобы отправиться в путешествие, на рыбалку или хотя бы на прогулку, поймет его. Африка для Хемингуэя «хорошая страна» не только потому, что «там много всякого зверья, много птиц», что там хорошая охота и рыбная ловля. «Хорошая страна» - это страна, где еще можно, соизмеряя свои человеческие силы в единоборстве с природой, «жить по-настоящему, а не влачить существование». «Хорошая страна» - это страна, где человек не до конца отделился от природы, не окончательно обезличен механизированной цивилизацией. Головокружительная техника, реализующая в цифрах и фактах все старые романтические сказки человечества, сказочная техника, все более делающая человека господином природы, в то же время превращает своего творца в своего же раба. Таков многократно описанный и оплаканный парадокс технического прогресса. Даже те, кого, казалось бы, прогресс этот обслуживает, даже та верхушка, которая в первую голову пользуется его плодами, - даже она, будучи главным потребителем материального прогресса, сама становится жертвой своего потребительства. Хемингуэй, подобно своему герою, писателю из рассказа «Снега Килиманджаро», отправляется в Африку в надежде, что «ему удастся согнать жир с души, как боксеру, который уезжает в горы, работает и тренируется там, чтобы согнать жир с тела». Но зачем отправляется в Африку, покидая американские бары и парижские отели, Фрэнсис Макомбер со своей светской супругой («Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера»)? Они, как выразился репортер «светской хроники», «полагая, что элемент приключения придаст остроту их поэтичному, пережившему года роману, отправились на сафари в страну, бывшую Черной Африкой до того, как Мартин Джонсон осветил ее на тысячах серебряных экранов; там они охотились на льва Старого Симбо, на буйволов и на слона Тембо, в то же время собирая материал для Музея Естественных Наук». Обычная заметка из «светской хроники», за которой последовал трагический конец. Если бы не этот конец, путешествие в Африку Фрэнсиса Макомбера и его жены, светской красавицы Марго, осталось бы всего лишь эскападой богатых бездельников из той «веселящейся верхушки общества», которую и до них обслуживал профессиональный охотник мистер Уилсон. Но меткий выстрел миссис Макомбер, уложивший на месте мистера Макомбера, проясняет многое. Простая истина: выйдя в первый раз на льва, Фрэнсис Макомбер струсил. Он бросился бежать, позорно предоставив Уилсону добивать раненого и потому особенно опасного льва. Но лев убит, и Макомбер остался со своей трусостью, с откровенным презрением жены и скрытым презрением Уилсона. Жена уходит ночью к Уилсону, и может показаться, что это извечная история мужчины и женщины, всегда предпочитающей сильнейшего. Но тут, собственно, и происходит то, ради чего (вероятно, даже не сознавая этого) Макомбер приехал в Африку. На следующий день, преследуя буйволов, Макомбер внезапно понимает, что страха в нем больше нет. «Страха больше нет, точно его вырезали. Вместо него есть что-то новое. Самое важное в мужчине. То, что делает его мужчиной». В наши дни жизнь идет быстро, и ныне даже прозаизированный романтизм хемингуэевского «настоящего мужчины», размененный и опошленный эпигонами, вдруг стал казаться старомодным, как в свое время стал старомоден героический империализм киплияговского «белого человека». Так воспринимает его, например, Колфилд, герой романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Ныне и экзотическое слово «сафари» потеряло свой загадочный, романтический ореол, став рекламным обозначением очередного фасона брюк. Для лучших из тех пасынков цивилизации, кто отправился в Африку искать свою «хорошую страну», стало вдруг очевидным, что убить по лицензии, выданной чиновником, какого-нибудь несчастного льва, выслеженного и загнанного десятком наемных «боев», убить под надежной охраной наемного охотника - значит принести свою цивилизацию с собой. «Omnia mea mecum porto», как говорили римляне. Ныне стало вдруг очевидным, что приручить льва и сделать его своим другом - больший подвиг, чем привезти домой его продырявленную шкуру, и что возвращение к природе, быть может, следует понимать как-то иначе, - как изучение и охрану. Сошлюсь для примера на книжку Джой Адамсон «Рожденная свободной», где знаменитый рык льва, повергающий в трепет героев сафари, описан как один из естественных и не лишенных приятности ночных звуков джунглей и где, проснувшись, можно невзначай увидеть царя зверей возле своей походной койки... Можно было бы привести еще немало книг и рассказов, авторы - они же и герои - которых отправляются в Африку или еще куда-нибудь, чтобы охранять четвероногих и крылатых представителей фауны от хищнического истребления чрезвычайно размножившимися и измельчавшими потомками хемингуэевского «настоящего мужчины». Забегая вперед, скажу так же, что и самый термин «настоящий мужчина» оказался не столь уж однозначным и за первым его героическим смыслом, закаленным: в огне двух мировых войн, стали вдруг брезжить иные, сомнительные и опасные возможности... И даже само понятие героического утеряло свою непреложную общность для всех и стало многозначно, чревато неожиданностями или, согласно моде на ученые слова, - амбивалентно... Но об этом речь впереди. Пока замечу, что не случайно большинство живых героев этой главы принадлежит к поколению, прошедшему войну, где добро и зло были явно обозначены линией фронта; к поколению, для которого Хемингуэй был не только хорошим писателем, но и властителем дум. К поколению, для которого слова «настоящий мужчина» не таили еще сомнительного оттенка очередной легенды, некоей романтизации жестокости, некоего пошлого клише «супермена», а заключали, напротив, простые и ясные нравственные ценности. ...Итак, Фрэнсис Макомбер отправляется в Африку не столько на поиски приключений, сколько на поиски самого себя. Ибо до тридцати пяти лет у него было много досуга и денег и мало случаев стать человеком. Изнеженный всеми благами цивилизации, забывший, что такое борьба, когда цена этой борьбы не спортивный приз и не признанная светская красавица, ставший трусом, еще не успев испытать истинную меру своих возможностей, он идет помериться силами с природой, чтобы вернуть себе то, что отняла у него дряхлеющая цивилизация. Пусть охотничьи подвиги Макомбера под надежной защитой штуцера мистера Уилсона кажутся нам не только бесцельными, но и не столь уж героическими и даже просто хищническими. Но, глядя в налитые кровью свиные глазки буйвола, он освободился наконец от половинчатости и соглашательства, трусости и бессилия, от всего, что так долго сопутствовало его конформистски налаженной душе. И тогда раздался выстрел миссис Макомбер... Человек, впервые ощутивший меру своих сил, способен ведь не только бросить жену. Мало ли на что он способен... Вот почему так трагически кончилась эта охота. Нет, Фрэнсис Макомбер не герой. Он не из тех, кто опускается в пропасти или штурмует вершины. Но именно потому, что он довольно заурядный, средний буржуазный человек, его путешествие так многозначительно. В нем современная западная цивилизация как бы изживает себя изнутри. Она обнаруживает внезапную несостоятельность там, где, казалось бы, ее наибольшая сила. Ибо, даже предоставляя своим баловням максимум материальных благ, она рождает своего рода духовную нехватку - нечто вроде нравственной кислородной недостаточности. Процессу повального омещанивания, или, как говорят теперь, создания «общества потребителей», сопутствует исподволь нарастающее разочарование в основном стремлении потребителя - максимальном удовлетворении материальных желаний. М.И. Туровская
|
|
|
||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер" |