О суевериях Хемингуэя

"Хемингуэй был человек неверующий, — говорит Хосе Луис Эррера Сотолонго и добавляет любопытную деталь: — Однако он пользовался покровительством иезуитов. Я не знаю почему, но, видимо, корни этой связи уходят в далекое прошлое семьи. Факт тот, что он находился под их покровительством. Хемингуэй мог в любой момент рассчитывать на помощь этого ордена, мог укрыться в одном из его монастырей в случае необходимости. По почте ему регулярно приходили публикации американского отделения ордена.

Конечно, быть неверующим не означает не быть суеверным. Он был суеверным, и даже очень. В кармане он постоянно носил талисман "lucky stone" — "счастливый камень". Он сам его так называл. "А у тебя есть?" — спрашивал он меня. На самом деле это был самый обыкновенный камень. На Кубе такие называют лысая галька. Есть люди, которые приписывают им магнетические свойства. Чтобы доставить ему удовольствие, я тоже носил такой камушек в кармане".

Излюбленным числом Хемингуэя было 13 — вопреки общепринятому мнению он считал, что оно приносит удачу. В номера всех его автомобилей обязательно входило это сакраментальное число. Доставались ему такие номера легко, потому что все от них отказывались. Но его суеверия не ограничивались тем, что он верил в чары числа 13 и заставлял своих друзей носить в кармане лысую гальку. Однажды ему вздумалось обзавестись серьгами. "Ты должен сделать мне дырки в ушах, — сказал он Хосе Луису Эррере Сотолонго. — Мне это необходимо до того, как родится мальчик, там, в Африке". Серьги в ушах должны были обеспечить счастливое появление на свет сына, которого, по предположениям Хемингуэя, должна была ему родить в Африке девушка вакамба по имени Дебба.

Мэри умолила Эрреру Сотолонго не делать этого. Хемингуэй даже обиделся на доктора за его упорный отказ проколоть ему уши. Но Эррера Сотолонго был непреклонен: "Нет. Потому что не хочу". Хемингуэй "женился" — это произошло, если вообще было, во время его второго африканского сафари в 1953 году — по правилам свадебного ритуала племени вакамба, предписывающим среди прочего будущему отцу носить серьги, пока его жена беременна, чтобы ребенок родился живым.

Надо надеяться, что ребенок, которому в 1980 году должно было исполниться 27 лет, жив и здоров, хотя его "отец" так и не носил серег.

Хемингуэй, без всякого сомнения, был большим любителем крепкого словца. Знавшие его люди рассказывают, что он пользовался самыми забористыми испанскими выражениями, привлекавшими его не столько содержанием, сколько звучностью. Он произносил их без пауз, на одном дыхании.

Матершинник и мистик? Да, был случай, когда Хемингуэй испытал отчаянное, жгучее желание прибегнуть к заклинанию духов.

В апреле 1947 года средний сын Хемингуэя Патрик перенес длительное нервное расстройство, спровоцированное случившейся незадолго до этого автомобильной катастрофой. Доктор Хосе Луис Эррера Сотолонго квалифицировал его состояние как граничащее с психическим заболеванием. Он объяснял это перенапряжением, связанным с усиленной подготовкой к экзаменам в университет, и тем душевным разладом, который терзал юношу с тех пор, как он усомнился в непререкаемости католической веры.

Хемингуэй созвал на финке что-то вроде военного совета из тех своих друзей, которые могли помочь ему в сложившейся ситуации, и в первую очередь Хосе Луиса, Списки и дона Андреса. Надо сказать, что этот священник, постоянно бывавший у Хемингуэя, был весьма своеобразен. Испанский эмигрант, дон Андрес, по словам Эрреры Сотолонго, "не раз доказывал делами, насколько справедлива его жизненная позиция". Священник-либерал, он считал себя антиклерикалом. Но Патрик, допускавший до себя всех остальных, при виде дона Андреса впадал в истерику, потому что видел в нем "дьявола во плоти". Дону Андресу ничего не оставалось, как ретироваться. Когда им удавалось успокоить Патрика и он засыпал, четверо друзей удалялись в гостиную на "совещание" вокруг столика-бара. Хемингуэй, осунувшийся и озабоченный, доктор Эррера Сотолонго, святой отец дон Андрес и Списки, незамедлительно приступавший к приготовлению "химических смесей", в состав которых почти всегда входил джин. "По-моему, придется позвать заклинателя", — произнес однажды Эрнест, искоса поглядывая на дона Андреса.