Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй
 
Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

У Хемингуэя была своя «Правда» (о романе "Проблеск истины" / "Предрассветная правда")

В годы работы (почти двадцать лет) собственным корреспондентом «Известий» в Италии я задумал написать книгу об одном из самых популярных писателей ХХ века Эрнесте Хемингуэе, которого, как оказалось, связывало с этой удивительной страной очень многое. Я завел свое «досье на папу Хеиа». Не знаю, удастся ли дописать книгу, но, надеюсь, предлагаемые фрагменты из рукописи будут интересны поклонникам могучего таланта.

Хемингуэй за работой

У Хемингуэя была своя «Правда»

Старых друзей-писателей становится все меньше и меньше. И я бегу навстречу каждой новой встрече, к каждой весточке о Хемингуэе, к строчке издалека, из тех времен, которым уже больше не суждено повториться. Но промелькнувшее было в печати заявление о том, что все написанное писателем уже опубликовано в той или иной форме, первым опроверг итальянский исследователь рукописей Хемингуэя, венецианский ученый и литературный критик Джованни Чеккин.

Он обнаружил в библиотеке Бостона, где хранятся многие записные книжки Хемингуэя, материалы, доказывающие, что в 1918-19 годах журналист Эрнест Хемингуэй задумал и начал работать над романом об известном поэте Италии Габриеле Д,Аннунцио.

Документально установлено, что 19-летний Хемингуэй прибыл в Италию 9 июня 1918 года и находился в составе подразделения Красного Креста для оказания помощи раненым в области Венето на северо-итальянском фронте . Здесь же тогда в частях действующей армии для поднятия духа солдат писал стихи «фейерверк итальянской поэзии и майор королевской гвардии Д.Аннунцио.

Молодой Хемингуэй

Встреча Эрнесто и Габриеле состоялась вечером 26 июня 1918 года под Тревизо, в 30 километрах от Венеции. Журналист был так очарован кумиром «адрити», итальянских солдат, прославившихся на Аппенинах в Первую мировую, что был готов немедленно сесть за свой первый роман. Но в 20-е годы Эрнеста постигло глубокое разочарование. По мнению Чееккина, Хемингуэя оттолкнул «аморальный дух, мистицизм и милитаризм Д.Аннунцио, получившего при Муссолини княжеский титул…

В архиве Бостонской библиотеки Чеккин обнаружил рукопись неопубликованного рассказа Хемингуэя (33 страницы) – «Великая война, Особая хроника», о первых военных впечатлениях будущего писателя. В рассказе прозвучала знаменательная мысль: «Мы пришли к страшному этапу этой войны. Теперь недостаточно умереть. Только святые люди, люди активные и полезные, если они не были убиты, выйдут из войны победителями. Мы должны прочно и долго стоять на ногах».

…После сенсационной находки в Бостоне многие пустились в путь по следам Хемингуэя. Я – в том числе. Анна Гуайта, корреспондент римской газеты «Мессаджеро», оставила позади нашу «бригаду» из дюжины европейских журналистов, устремившихся в США, чтобы накануне столетия со дня рождения Хемингуэя (шел 1999 год) встретиться с сыном писателя Патриком и узнать новые сведения о творчестве его отца. Тогда же до литературной Европы долетела еще более громкая сенсация — о последнем романе писателя «Правда на рассвете», действие которого разворачивается в Африке.

Патрик, как он потом рассказывал, «отточил, отполировал, придал краткость и блеск» неизвестной книге отца, оставив в сохранившейся рукописи из 850 страниц меньше половины. Впоследствии роман был опубликован в США. Еще до его публикации Анна Гуайта первой взяла интервью у Патрика Хемингуэя. Я сохранил его в своем досье, предполагая со временем включить в книгу, которую планировал написать по многочисленным «итальянским следам» Хемингуэя. Думаю, фрагменты этого интервью и сегодня интересны почитателям писателя.

Вопрос: Вы оставили из рукописи четыреста страниц. Каков был критерий сокращения манускрипта? И вообще – стоило ли это делать? Ведь речь шла о нобелевском лауреате.

Ответ: — Я хотел соблюсти историческую точность, поддержать ясную линию повествования, которая соответствовала бы хронологии и литературной канве. Я сделал то, что нужно читательской аудитории. Люди сегодня не любят читать длинные и тяжелые романы. – устали, лень. Это главное. Вопрос же о «критериях» весьма сложный. Если книга не будет иметь успеха, вина за это ляжет на меня: значит, не справился я.

— Это автобиографический роман?

— Только в том смысле, что каждая книга рождается на основе собственного жизненного опыта автора, раскрутки фактов и событий, свидетелем которых был он сам.

— «Правда на рассвете» — что, по-вашему, стоит за этим названием?

— Я после него поставил бы отточие, так как есть вторая часть фразы: «…и ложь в полдень». Именно так отец представлял и описывал Африку: правда (истина) – на рассвете, ложь (фальшь) – в полдень и вообще к вечеру, к концу жизни…

— Те, кто успел познакомиться с рукописью, сравнивают книгу с «Зелеными холмами Африки». Насколько это правомерно и точно?

— Там рассказчик молод и резв, жаждет деятельности. В «Правде» он уже имеет солидный опыт, знании, стоит на пороге старости. Между двумя книгами дистанция в 22 года. «Зеленые холмы» автобиографичны. Это больше книга мемуаров, представленная как роман. «Правда» же – роман, написанный как книга воспоминаний. Чувствуете разницу?

Хемингуэй на охоте в Африке

— А почему именно вы взялись за сокращение рукописи?

— Я единственный из всех еще живущих на земле, кто был свидетелем африканского периода жизни Хемингуэя, описанного в «Правде на рассвете». В этой книге я я вижу и узнаю не только великого писателя, но и моего отца.

— Почему же вы так долго не публиковали книгу?

— Мэри, четвертая жена Хемингуэя, сыграла в этом немалую «заинтересованную» роль. Для нее многое трудно было бы пережить. В книге идет особый разговор о браке и семье. У отца был «провокационный взгляд»: он как бы самому себе, задавал вопросы: почему католическая церковь и вообще западная цивилизация запрещают полигамию или одновременное сожительство нескольких мужей и жен? Почему допускаются второй, третий браки и четвертый развод? То есть разрешается «последовательная» полигамия и отрицается «одновременная»… Мэри, повторяю, была четвертой супругой отца, все другие еще присутствовали в его активной памяти (и даже в какой-то мере в чувствах). Ей невольно приходилось участвовать в невидимом соревновании с предыдущими дамами его сердца. Это очень трудный бег со многими препятствиями, порой непреодолимыми. По-человечески это можно понять.

Тут еще не надо забывать, что Хемингуэй обладал необузданной фантазией. Вы, например, слышали, что он был другом … Маты Хари? Сомневаетесь? А ведь это могло быть и правдой.

В «Правде на рассвете» он описывает брак героя-рассказчика с юной африканкой Деббой. На самом деле у нас была кухарка Мириам, которую отец «скрыл» под этим именем. Эта эфиопка обожала, боготворила отца. Так что Мэри можно было понять. А Эрнест играл роль этакого Зевса, который передвигал людей, как деревянные фишки или африканских идолов.

— Но говорят, что именно Мэри сохранила рукопись.

— И это правда. Манускрипт не погиб только благодаря ее настойчивости. Она попросила лично у президента Кеннеди разрешения отправиться на Кубу после прихода к власти Фиделя Кастро, и он дал специальное разрешение. Она собрала в доме отца все оставленные им бумаги. Это был мужественный шаг со стороны Мэри и благородный жест президента США. Позже в знак благодарности Мэри передала привезенный ею архив Хемингуэя библиотек имени Кеннеди в Бостоне.

— И все же последний вопрос: почему Хемингуэй покончил с собой?

— Мое объяснение такое. Когда в 1954 году отец получил Нобелевскую премию, он был счастлив. На волне этого настроения он задумал и начал писать «Правду на рассвете». Но к тому времени его организм уже был сильно изношен. И ему открылась правда. Настроение Хемингуэя в этот период можно, полагаю, сравнить с состоянием певца, который слушает пластинку с собственными записями – этакий нео-Карузо. Он еще срывает аплодисменты публики, но тут подходит к зеркалу вдруг понимает: былого голоса уже нет. И он не находит другого выхода. Выстрел…

Старик жив, море шумит…

В Венеции в 1999 году скончался Фиориндо Силотто. О нем мало кто слышал и тем более знал, что он мог бы стать знаменитым благодаря Эрнесту Хемингуэю. Полвека назад этот человек был гидом писателя в венецианской лагуне, держал лодку, возил «папа» Хемингуэя на охоту, рыбную ловлю, следил за гардеробом и библиотекой американца. Не отказывался от любой работы, был его тенью, другом.

Кончина Силотто осталась бы незамеченной, если бы не телеграмма соболезнования, прилетевшая с Кубы. Прислал ее Грегорио Фуентес Бетанкур, 102-летний рыбак-моряк, тот самый, что ходил с Эрнестом на яхте «Пилар» и вдохновил писателя на одно из самых знаменитых его произведений – «Старик и море». Неожиданная весточка из-за океана привлекла внимание итальянских газетчиков, и они полетели к «Старику» на Кубу с надеждой на сенсационные новости из прошлого. Оказалось, не зря…

Грегорио Фуентес жил в небольшом портовом городке под Гаваной.

— Все его дни, — рассказывал Альфонсо Синьорини из туринской «Стампа», — складывались однообразно: перемещался с кровати в кресло и к окну – в мир воспоминаний. В своей комнатенке он словно продолжал жить вместе с «папа» Эрнестом. На стене – картина тех лет, керосиновая лампа с «Пилар», тростниковая удочка, рядом – ваза, в которой всегда стояли сухие подсолнухи. Хемингуэй очень любил подсолнухи.

Грегорио Фуэнтес, шкипер Хемингуэя

— Я не видел «Пилар» более двадцати лет, — говорил старый моряк. – «Папа» завещал яхту мне. После 61-го, когда его не стало, туристы устроили паломничество, пытались побывать на яхте. Лодка быстро погибла бы, развалилась на части, которые растащили бы любители «сувениров». Я написал письмо Фиделю Кастро, предлагал передать «Пилар» в дар кубинскому правительству. И Фидель мне ответил: «Грегорио, ты прав. Я пришлю два вертолета, которые перенесут «Пилар» в сад перед виллой Хемингуэя. Что мы тебе должны за этот дар?»

Грегорио ответил Фиделю: «Я простой рыбак, а не бизнесмен. Я работал всю жизнь, чтобы только иметь еду и снасти, главное мое богатство». «Я позабочусь , чтобы тебя кормили всю жизнь», — ответил Фидель рыбаку.

— Бородач не думал, что я проживу так долго, Но слово сдержал, — улыбнулся рыбак., — Зато «Пилар» теперь знают все…

— Как вы познакомились с Хемингуэем? – поинтересовались журналисты.

— Это было в 1928 году. Я служил тогда капитаном на кубинском торговом судне. Однажды попал в тропический ураган. Шторм загнал мое судно на островок Тортуга. Там мы стояли борт в борт с судном, на мостике которого я увидел хемингуэя. Затем лет через десять мы встретились с ним уже в Гаване в отеле «Амбас мундос». И он узнал меня! Мы выпили бутылку рома и вдруг Эрнест сказал мне: «Ты будешь «пилар» — главной мачтой на моей яхте «Пилар». Так и стало… От личного доктора писателя я знал о его болезни – белокровии. Мне приходилось кормить его с ложки, причесывать, массировать руки, ноги. Мы часто говорили о смерти. Мне же Эрнест советовал не особенно спешить на тот свет…

«Ты знаешь, что такое счастье? – однажды спросил меня Хемингуэй и воскликнул: — этой ночью я написал 1500 слов. Вот оно - счастье! Теперь я это знаю!».

— Что больше всего не нравилось писателю?

— Толпа, - задумался и ответил Грегорио. – Он не любил, когда в порту стояло много лодок. Поэтому мы ставили «Пилар» на рейде, в зоне Пилар-дель-Рио. Там он чувствовал себя спокойно, много и плодотворно работал.

— Все же что послужило толчком к созданию «Старика и моря»?

— Однажды в море мы увидели небольшую лодку, с которой старик и мальчуган ловили рыбу. Вдруг они поймали огромную рыбу-меч. Лодка под тяжестью могла зачерпнуть водуц правым бортом и и перевернуться. Мы было пошли на помощь, но услышали возглас: «Дерьмовые людишки – америкашки. Пошли бы вы!» Мы и пощли. Эрнест что-то записал в свою книжку, а мне сказал: Об этом эпизоде обязательно напишу книгу». И написал. Хемингуэй очень любил море. Мог стоять на берегу часами. «Ты не устал?» — как-то спросил я. «Ничуть. Я изучаю жизнь и дух моря».

яхта Хемингуэя Пилар
Яхта "Пилар", дом-музей Хемингуэя Финка Вихия, Куба

— Говорят, на «Пилар» приезжали знаменитые писатели, художники, актеры… Так ли это?

— Выдумки! Никто не ступал на палубу «Пилар». Это было наше безраздельное царство. А пока запомните: Старик жив, море шумит, а «папа» Хемингуэй – в памяти всего мира…

…В конце своих дней Фуентес покинул Кубу, переехал в Испанию, где и похоронен.

* * *

В Севилье после тяжелой болезни ушел из жизни Антонио Ордонес, тореодор-миф, как называли его в послевоенной Испании. В 1971 году он покинул арену, на которой блистал больше двадцати лет. В его честь Хемингуэй придумал термин «ордонизмо», определявший «красоту, риск, опасность, удачу, трагедийность судьбы тореро».

Антонио Ордонес, Испания 1961 г.
Антонио Ордонес, Испания 1961 г.

Ордонес в свою очередь почтительно называл писателя – «папаша Эрнест». После смерти Хемимнгуэя он посвятил ему несколько выходов на арену и неизменно оповещал публику: «Этот бой – для Эрнесто, по которому всегда звонит колокол». Теперь этот колокол отзвонил и по Антонио Ордонесу, одному из корифеев корриды второй половины ХХ века.

Антонио Ордонес и Эрнест Хемингуй на корриде, Испания, 1961 г.
Антонио Ордонес и Эрнест Хемингуй на корриде, Испания, 1961 г.

* * *

Каждое лето Гаэтано, мой друг-«пиццайоло» (хозяин пиццерии), приглашает меня в Каорле, глубинку венецианской лагуны, где угощает не столько своей пиццей, сколько рассказами о первых послевоенных годах, когда он «на равных» дружил с «самим Хемингуэем», приезжавшим сюда на охоту, был по собственной воле мальчиком на побегушках, перетаскал десятки ящиков с джином, готовил для писателя разные лакомства из рыбы, креветок, крабиков и прочей морской живности.

Хемингуэй на охоте на уток, Кароле, Италия
Хемингуэй на охоте на уток, Кароле, Италия

— С тех пор пролетели десятилетия, — рассказывал Гаэтано, — Но Валле Гранде (Большую Долину) не тронула венецианская цивилизация. Здесь царство птиц, полчища уток и украшение лагуны – цапли, как их здесь называют, — «королевы Италии»… Хемингуэй на охоте предпочитал общество «крутых» охотников. Сам он не был великим охотником, но предавался этому увлечению с азартом. Эрнест приезжал в Каорле, виллу своих друзей, братьев Франкетти семь-восемь раз в году в течение почти двенадцати летвлоть до 1960 года. И однажды я нечаянно подсмотрел слезы «папы Хема» над подстреленной уткой…

* * *

И конечно, «Праздник, который всегда с тобой»: парижский отель «Ритц», где после освобождения французской столицы одним из первых постояльцев был Эрнест Хемингуэй. Мне показали номер, который он неизменно снимал. И я, нарушив правила, ловко прилег на «его» кровать. , что чуть не обошлось мне огромным штрафом. Но «Ритц» и Хемингуэй стоят свеч! Риск, шанс, удача! И пусть Хемингуэй будет всегда со мной!

Номер Хемигуэя в отеле Ритц, Париж
Номер Хемигуэя в отеле Ритц, Париж

Источник: http://journalist-virt.ru/archive/2013/01/document1040.phtml. Михаил Ильинский, журналист-международник




 

При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"