Прощай, оружие! Глава двадцать девятая.
В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили, как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе. Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги, приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.
– Эй, вы! – сказал я. – Наломайте-ка прутьев.
– Нам нужно идти, – сказал один.
– Ну, живо, – сказал я. – Наломайте прутьев.
– Нам нужно идти, – сказал один. Другой не говорил ничего. Они торопились уйти. Они не смотрели на меня.
– Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, – сказал я. Первый сержант обернулся.
– Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права приказывать нам. Вы нам не начальство.
– Я вам приказываю наломать прутьев, – сказал я. Они повернулись и пошли по дороге.
– Стой! – сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по сторонам. – Стой, говорю! – крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.
– Дайте я его прикончу, – сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.
– Надо оттянуть затвор, – сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.
– Сволочь! – сказал он. Он смотрел на сержанта. – Вы видели, как я его застрелил, tenente?
– Нужно скорей наломать прутьев, – сказал я. – А что, в другого я так и не попал?
– Вероятно, нет, – сказал Аймо. – Так далеко из пистолета не попасть.
– Скотина! – сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы. Машина не двигалась с места.
– Раскачайте ее, Барто, – сказал я.
Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.
– Попробуем веревкой, – сказал я.
– Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.
– Нужно попробовать, – сказал я. – Иначе ее не вытащишь.
Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине узкой дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса только вертелись на месте в колее.
– Ничего не получается, – закричал я. – Бросьте.
Пиани и Бонелло вышли из своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах в двадцати от нас.
– Что вы скажете, tenente? – спросил Бонелло.
– Попробуем еще раз с прутьями, – сказал я. Я смотрел на дорогу. Вина была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело сержанта лежало у изгороди.
– Подстелим его френч и плащ, – сказал я. Бонелло пошел за ними. Я ломал прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ, потом разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил прутьев. Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор. Колеса буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.
– Ну его к …! – сказал я. – Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто?
Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и плащ. Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.
– Выбросьте-ка этот френч, – сказал я. – А что будет с выводком Барто?
– Пусть садятся в кузов, – сказал Пиани. – Вряд ли мы далеко уедем.
Я отворил заднюю дверцу машины.
– Ну, – сказал я. – Садитесь.
Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их среди поля и пошли к Удине пешком.
Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал на нее девушкам.
– Идите туда, – сказал я. – Там люди.
Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.
– Идите туда, – сказал я, указывая пальцем. – Там друзья! Родные!
Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все три шофера смеялись.
– Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? – спросил Бонелло.
– Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, – сказал я.
– Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, – сказал Бонелло.
– Там их у тебя отберут, – сказал Пиани.
– Может быть, война кончится, – сказал Аймо.
Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля. Пиани тоже оглянулся.
– Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, – сказал он.
– Эх, черт, были бы у нас велосипеды! – сказал Бонелло.
– В Америке ездят на велосипедах? – спросил Аймо.
– Прежде ездили.
– Хорошая вещь, – сказал Аймо. – Прекрасная вещь велосипед.
– Эх, черт, были бы у нас велосипеды! – сказал Бонелло. – Я плохой ходок.
– Что это, стреляют? – спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы где-то вдалеке.
– Не знаю, – сказал Аймо. Он прислушался.
– Кажется, да, – сказал я.
– Раньше всего мы увидим кавалерию, – сказал Пиани.
– По-моему, у них нет кавалерии.
– Тем лучше, черт возьми, – сказал Бонелло. – Я вовсе не желаю, чтобы какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.
– Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, – сказал Пиани. Мы шли очень быстро.
– Я его застрелил, – сказал Бонелло. – Я за эту войну еще никого не застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.
– Застрелил курицу на насесте, – сказал Пиани. – Не очень-то быстро он летел, когда ты в него стрелял.
– Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь, сержанта.
– А что ты скажешь на исповеди? – спросил Аймо.
– Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.
Все трое засмеялись.
– Он анархист, – сказал Пиани. – Он не ходит в церковь.
– Пиани тоже анархист, – сказал Бонелло.
– Вы действительно анархисты? – спросил я.
– Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.
– Вы там никогда не бывали?
– Нет.
– Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после войны, там есть что посмотреть.
– И там все социалисты?
– Все до единого.
– Это хороший город?
– Еще бы. Вы такого и не видели.
– Как вы стали социалистами?
– Мы все социалисты. Там все до единого – социалисты. Мы всегда были социалистами.
– Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.
Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять шага.
| Предыдущая страница | Оглавление "Прощай оружие" | Следующая страница |
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"