Эрнест Хемингуэй

Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Грегорио Фуэнтес вспоминает

Вспоминая те давние времена, Грегорио Фуэнтес рассказал о некоторых случаях, происшедших с ним в этих водах. Один из них связан с неким рыбаком, которого он увидел в Гольфстриме почти что бездыханным в дрейфующей по воле течения лодке. Грегорио, по его словам, заметил лодку с "Пилар" и подвел яхту к ней поближе. На "Пилар" была объявлена тревога, а Хемингуэй то и дело спрашивал рулевого, обращаясь к нему через плечо: "Что бы это могло быть, Грегорини? Что бы там такое случилось?" На это Грегорио ему отвечал, что сначала нужно подойти к пострадавшему, а уж затем спрашивать, в чем там дело. Как выяснилось, у человека в лодке на одной ноге была сквозная колотая рана — результат нападения на него рыбы-меч. По крайней мере так решил экипаж яхты. В таком положении — с проткнутой насквозь ногой, под палящими лучами солнца, в неуправляемой лодке — раненый пробыл несколько часов. Не раздумывая ни секунды, Хемингуэй протянул страдающему от невыносимой боли человеку бутылку виски.

Ближайшим населенным пунктом был порт Нуэвитас, расположенный примерно в ста морских милях. Добраться туда на лодке, какой обычно пользуются ловцы черепах, нечего было и думать. Учитывая известные обстоятельства, "Пилар" также не могла покинуть район, в котором она находилась. Хемингуэй обратился к своему рулевому: "Грегорини, как ты думаешь, что можно сделать?" Грегорио ответил, что на вспомогательной лодке он пройдет между мелкими островками и попытается дойти до порта за десять часов. Хемингуэй одобрил предложение Фуэнтеса. Грегорио перешел на вспомогательную шлюпку, представляющую собой небольшое суденышко с мотором, аккуратно устроил в ней раненого. Хемингуэй отдал ему еще три бутылки виски. Первую бутылку пострадавший осушил единым махом, буквально не переводя дыхания, и тут же стал похож на боксера, получившего нокаутирующий удар. "Ему просто необходимо выпить, — утвердительно кивнул Хемингуэй. — Это единственный выход в его положении". Экипаж яхты состоял из мужчин, любивших и умевших выпить, но и они с восхищением глядели на человека с перекошенным от боли лицом, которому бутылка виски показалась чайной ложечкой микстуры. Грегорио, сидя рядом с пребывавшим в полузабытьи человеком, направил лодку в сторону группы островков. Он и сегодня помнит остекленевший взгляд раненого, его полную беспомощность. Единственным лекарством на борту было содержимое упомянутых бутылок. Раненый стонал не переставая, впадал в беспамятство, а нога его распухала буквально на глазах. Грегорио дал ему еще немного виски. На этот раз человек пил хотя и большими, но все же глотками, да и сам Грегорио, почувствовав необходимость подкрепить силы, помог ему справиться с бутылкой. Когда впереди показался причал Нуэвитаса, в лодке не осталось ни капли виски, и пустые бутылки полетели за борт. На берегу уже стояла армейская машина "скорой помощи", заблаговременно предупрежденная по радио с "Пилар". Раненого перенесли в машину, и на прощание он протянул руку Грегорио в знак благодарности. С тех пор Грегорио не бывал в Нуэвитасе.

Разговор перешел на тему о жизни рыбаков во время войны, и тогда один из офицеров-пограничников предложил зайти к кому-либо из них.

Мигелю Монтенегро Роке 80 лет. В годы второй мировой войны он рыбачил в районе, где часто появлялись немецкие подводные лодки. Однако он не смог рассказать что либо о тех временах, поскольку годы берут свое и память рыбака утратила всю свою свежесть. Посетители уже собрались уходить, когда из глубины дома вышел еще один рыбак, привлеченный голосами явившихся без приглашения гостей. Он был небольшого роста, плотный и шел, слегка приволакивая одну ногу. Извинившись, он сказал, что они не предполагали, что в доме будут гости. Тогда офицер-пограничник объяснил ему, что они просто бродили по острову и решили зайти в этот дом, только и всего. Офицер сказал также, указывая на Грегорио, что среди них есть старый рыбак и моряк, бывавший в этих местах во время второй мировой войны, и что он снова приехал сюда вместе с журналистами (фотографом и писателем), чтобы вместе сделать "документальный фильм" о том времени.

Нового собеседника зовут Хосе Роке или просто Фело, ему 63 года. Хромая, он подходит к стулу и опускается на него, причем видно, что больная нога доставляет ему немалое беспокойство. "А все этот артрит в колене", — жалуется он. Отвечая на вопросы, он рассказывает, что сам он коренной нуэвитасец, что в те годы он тоже выходил в море за рыбой, но теперь рыбная ловля совсем не та, потому что морские черепахи явно не идут в сравнение с прежними.

"Истинная правда, — кивает Грегорио, — ловить рыбу стало намного труднее".

"Все дело в том, что сейчас пользуются такой леской, что просто чудо, — поддерживает его Фело Роке. — Капроновая леска, испанская. Если рыба попалась, ей хана".

"К тому же ловят много", — продолжает Грегорио. Он говорит и снова, как и раньше, выглядит моложе всех остальных рыбаков.

"Самих рыбаков развелось пропасть. Раньше было два, три, ну четыре. И жили они один на Пунта-де-Пьедра-де-Сабиналь, другие на Пунта-де-Ганадо, на Агуада-де-Инглес, на кайо Романо, на Эль-Мангле, а кто и на кайо Гуахаба". Речь идет о рыбаках с островов, на траверзе которых неоднократно проходила "Пилар", ведя свою войну против подводных лодок. Пока едва сводившие концы с концами рыбаки, обосновавшиеся у северного побережья провинции Камагуэй, трудились в море не покладая рук, экипаж яхты, пропуская время от времени рюмочку-другую, пытался заманить в ловушку немецких подводников.

"Рыба прямо сама идет на крючок, — продолжает разговор Фело Роке, — и становится ее все меньше. Доходит до того, что на крючок попадают чуть ли не черепашьи яйца".

Мысленно возвращаясь в военные времена, Роке вспоминает: "Мы продавали черепаший панцирь по 40 сентаво за фунт. Дешевка. Куда ни глянь, сплошная дешевка".

Гости спросили Фело Роке о том, как выглядела тогда лодка ловцов черепах, промышлявших в этих водах в начале 40-х годов. Как известно, Хемингуэй в своем романе, говоря о захваченной немцами посудине, определяет ее как лодку ловцов черепах.

"Что же, это было парусное суденышко, причем парус был один. И без мотора. "Канарейка" Альсидеса Фальса была как раз такой. У ловцов черепах были открытые со всех сторон лодки и без поручней. Так было удобнее работать, закидывая сети в море с любой стороны. А ходить на них можно было и под парусом, и с веслами. Черепах добывали сетями, ставя их от края отмели и до рифов, получалось 200 — 250 саженей. И еще была коробочка со стеклянным дном, чтобы смотреть под воду.

Конечно, ты старался взять добычу живьем. Самые маленькие черепахи весят от 40 до 50 фунтов, но попадаются и экземпляры по 200 и даже 400 фунтов. У тех, что мы зовем кагуама, панцирь темный и очень тонкий. У других он как бы покрыт пятнами и тоже небольшой толщины. Черепахи, которых мы называем карэй, очень беспокойные по натуре, а панцирь у них несколько синеватый.

У меня самого лодка была 18 футов в длину и треть от этого в ширину. Одна мачта. Самый простой парус. Перед работой я накручивал парус на мачту. И никакого якоря, понятное дело. Причем целый день на солнце, от которого нет никакого спасения. Жили мы на ближайшем клочке суши. На лодку не брали ничего, на чем можно было бы приготовить еду. Сети ставили на девять дней. Пользовались испанской пенькой и очень плохо выделанной хлопчатобумажной тканью. На берегу ставили хибарку из мешковины. Готовили на угольной плите или собирали хворост для костра. Питались рисом, рыбой, черепашьим мясом, варили кофе. И немного рому для самочувствия".

"Вы тоже рыбачили здесь?" — спрашивает Роке. "Рыбачить не рыбачил, нет, — отвечает ему Грегорио. — У меня было задание". — "Что за задание такое?" — "Мы бывали здесь по научным делам, — поясняет Грегорио. — Приходили на судне коричневого цвета, которое вело научные исследования". — "Может быть, вам довелось встретиться друг с другом", — подсказывает писатель. " Я приходил на коричневом судне... на "Пилар".

"Коричневое судно, — повторяет Роке и пристально смотрит на Грегорио, — коричневое судно хорошей постройки. Широкое такое, с двумя шестами по бортам наподобие усов у лангуста.

И полно американцев, а шкипер был с Канарских островов. Один из них такой крепкий мужик, миллионер. Другой, помню, краснолицый, бородатый, его еще все звали Американцем".

"Это и было мое судно, — говорит Грегорио, — а я сам канарец". — "Так это были вы!" — Фело Роке поражен до глубины души, но среди его восторженных восклицаний нет ни одного, которое можно было бы перенести на бумагу. "Я ведь каждый день бывал на вашей моторной лодке, такой невзрачный парнишка с некрасивым лицом, которому вы еще дарили свой дневной улов. Помните? Это был я". — "Были вы, — медленно повторяет Грегорио и тут же честно сознается: — По правде говоря, я не помню вашего лица". — "И все же это я, — настаивает Роке. — У меня был старший друг, его звали Висенте Андалузец. Эх, если бы он только был здесь! Он мне говорил, что обязан вам по гроб жизни. Потому что один из ваших спас ему жизнь. Он провез его через всю островную систему до самого Нуэвитаса, чтобы там ему поправили ногу". — "Это я отвез того человека в Нуэвитас, — признается Грегорио. — Где сейчас Висенте Андалузец?" Восхищенный Фело Роке, поднявшись со стула, крепко жмет руку выпрямившемуся во весь рост Грегорио. Пересыпая свою речь все теми же восклицаниями, он предлагает: "За это нужно выпить... Черт побери, если бы Висенте мог вас увидеть". — "Он уже не выходит в море?" — "Нет, бог прибрал к себе его душу несколько лет назад. Когда вы спасли ему жизнь, он уже был достаточно взрослым. Он умер лет 20 назад". — "Что с ним в тот раз случилось?" — "Лебиса проткнула ему ногу, словно гвоздем. Я шел на своей лодке один, нужно было выбрать снасти, когда увидел его лодку — она похожа на мою, — и ею никто не управлял. Я подошел ближе и увидел его на дне лодки. Глаза у него налились кровью и прямо из орбит вылезли, его всего скрутило, так ему было больно. Он кое-как объяснил мне, что лебиса, то бишь скат, хвостом проколола ему ногу. Я ему говорю, мол, потерпи, Андалузец, пока не подойдет яхта с американцами, это очень хорошая яхта. У них там все есть, даже буфет в носовой части. У меня с ними, говорю, хорошие отношения. "Иди за ними, дьявол тебя побери", — сказал он мне. И я ушел, но не туда, где вы были. Вот этого Андалузца вы и встретили".

Упоминание о "буфете" развеселило Грегорио, и он пояснил, что это был не буфет, а камбуз, да еще с хорошим запасом продуктов.

Ногу Андалузцу спасли, и он был бесконечно благодарен Грегорио.

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес