Хемингуэй и американская мечта

На правах рекламы:

• https://novosib.cvet-metall.com черный металлопрокат купить по выгодной цене.

Интереснейший материал, несомненно, обладающий большой художественной ценностью, был найден в тринадцатом номере журнала "Perspectives USA", вышедшего осенью 1955 года. На страницах 78 — 88 опубликована статья, посвященная Хемингуэю. В один из осенних вечеров писатель сел в свое любимое кресло и, взяв, как обычно, толстый карандаш, погрузился в чтение статьи, содержащей не очень лестные высказывания о нем самом и о его произведениях. Автор статьи, Дельмор Шварц, нападает, а Хемингуэй защищается с карандашом в руке. На протяжении 18 страниц Шварц разглагольствует о крахе романтизма в литературе и, в частности, ссылается на Хемингуэя. В качестве примера он приводит его рассказ "У нас в Мичигане" и утверждает, что романтизм отождествляется с "american dream" — американской мечтой. Шварц так и называет свою работу: "The Fiction of Ernest Hemingway: Moral Historian of the American Dream" ("Проза Эрнеста Хемингуэя: История духовного развития американской мечты").

В самом разгаре "холодная" война. Идет открытая конфронтация между США и СССР; мир балансирует на грани "горячей" войны. Не исключено, что Эрнест Хемингуэй отчасти был вынужден примириться с окружавшим его обществом, а в конечном счете и с "американской мечтой". Он не забыл тревог и волнений своей молодости, но это уже не разочарованный скептик Фредерик Генри из "Прощай, оружие!", заключающий "сепаратный мир"; и не Роберт Джордан, который покинул свою страну и отправился бороться за свободу Испании. Его герой — полковник американской армии Кантуэлл, который вопреки одолевавшим его сомнениям, решил бороться за свой "статус-кво". "Американская мечта" еще не утратила некоторых надежд. Полковник Кантуэлл участвует в войне и готов защищать честь своего мундира. Двойник Хемингуэя, его alter ego, в свои пятьдесят лет куда более консервативен. Он согласен с утверждением Шварца ("достаточно точно сказано, если учесть, что это говорит критик") о том, что Голливуд извратил и опошлил само понятие "американской мечты". Но когда Шварц замечает, что разочарованные хемингуэевские герои или не осознают этой мечты, или излечились от нее, Хемингуэй возмущается: "Еврейские штучки". Далее Шварц пишет, что рассказ "Белые слоны" ("когда у тебя отнимают, обратно не вернешь") служит доказательством того, что мечта не сбывается. Хемингуэй отвечает: "Бог с вами! А у меня она сбылась!"

Однако, когда Шварц пишет, что Роберт Джордан отправляется в Испанию в поисках утраченных идеалов, в Хемингуэе просыпается политик, ученик Каркова, и он резко отвергает подобное утверждение: "Слишком примитивно". И действительно, между целями американской революции и гражданской войны в Испании существует огромная разница.

В основном спор между Шварцем и Хемингуэем вертится вокруг знаменитого хемингуэевского кодекса. Например, Шварц говорит, что в романе "Прощай, оружие!", хотя герой и дезертирует, и абстрактные слова начинают звучать как непристойности, именно они, такие слова, как "слава", "честь", "отвага", "самопожертвование", выражают подлинные идеалы и являются мерилом поведения всех хемингуэевских персонажей. Но для большинства его героев главные ценности приходят как бы сами по себе, возникая из пустоты: они ничем не оправданы, ничем не подкреплены.

Хемингуэй возражает: "Разве цельность характера зависит от времени?" И добавляет: "Это лишено смысла". После одного из рассуждений Шварца о современных героях Хемингуэй замечает: "Именно они и обладают настоящей цельностью".

Несколько ниже автор статьи полемизирует по поводу участия Фредерика Генри в первой мировой войне, и писатель как бы отвечает ему: "Он должен был пойти на войну, чтобы обрести там знание".

Шварц говорит о роли тавромахии {Тавромахия (исп.) — искусство боя быков.} в произведениях Хемингуэя, и, по его мнению, в "Смерти после полудня" автор романа выходит на арену, потому что хочет стать очевидцем насильственной смерти. Он пишет: "Само собой разумеется, что Хемингуэй хотел увидеть воочию не смерть, а мужество". И здесь Хемингуэй делает одно существенное замечание, указывающее на то, какую важную роль в его кодексе играет вопрос о необходимости постоянно учиться: "Да, увидеть мужество, которого у него не было".

В другом месте Хемингуэй лишь ограничивается тем, что подтверждает мысль своего оппонента, являющуюся, между прочим, краеугольным камнем всей критики Хемингуэя: отождествление героя с личностью самого автора. В данном случае речь идет о Нике Адамсе, главном действующем лице его первых рассказов: "Ник — это Э. X. Совершенно верно".

Одно из последних замечаний Хемингуэя свидетельствует об эволюции его кодекса, происходящей по мере того, как персонажи произведений становятся все более "крепкими и стойкими". Шварц указывает на то, что хемингуэевские герои готовы постоянно доказывать свою порядочность, как будто все их предыдущие действия ничего не значили, — порядочность, "которая в любой момент может им изменить, так же как в любой момент может изменить им их мужество". Хемингуэй зачеркивает в тексте написанные два раза слова "в любой момент" и добавляет: "Да, но они им не изменяют". Ник Адамс уже превратился во Фредерика Генри, Роберта Джордана, Кантуэлла, Томаса Хадсона, и больше нет никаких сомнений в том, что они способны выстоять. Юный Хемингуэй из Оук-Парка стал теперь мужественным ловцом марлинов и партизанским командиром, участником второй мировой войны. И об этом свидетельствуют бывшие до сих пор неизвестными комментарии, сделанные на страницах одной из книг его библиотеки.

"Хемингуэй на Кубе" - Норберто Фуэнтес