Эрнест Хемингуэй

Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Наброски к рассказу 20-х годов Хемингуэя

Приведенные ниже наброски или отрывки, несомненно, были написаны в 20-е годы. На них стоит обратный адрес, который писатель обычно помещал в верхнем левом углу первой страницы на всех своих литературных произведениях того времени.

Эрнест Хемингуэй,

Гаранти траст Ко, Нью-Йорк,

1, рю дез Итальен,

Париж, Франция

Бенчли: образ и человек

Начало рассказа до этого места — рассказ о двух эмигрантах, каждого из которых зовут Фрэнсис Е. Батчер. Оба они заняты в издательском деле, но в издательском деле долгая, суровая зима, и они думают о том, чтобы отрастить бороды и принять участие в шестидневном велосипедном кроссе. От этого их удерживает лишь одно: они плохо считают и никогда не ездили на велосипеде. Но их ничто не пугает, и скоро они занялись разведением кроликов. Они посвящают этому время до тех пор, пока не понимают, что разводить кроликов можно лишь до определенного предела, а потом начинают на них охотиться. За это лучше платят, но вмешивается полиция. В тот момент, когда они продали дело, появляется Бенчли. Он лишь немного отстает от Линкольна. Линкольн спешит, но Бенчли знает, как поторопить старую клячу, и, засунув чек конфедератов на пять долларов под седло, он без труда скоро оказывается первым. Линкольн слезает с лошади, и они идут друг за другом по Пятой авеню. Все происходит до появления трамваев, но Бенчли не может понять этого. Он обращается к прохожим, но никто не хочет покупать бензин, который он предлагает, потому что автомобили еще не появились. У Бенчли пачка книг — Ветхий и Новый завет, — он хочет продать их, но никто не покупает. Прохожий останавливается и вежливо ему говорит, что Христос еще не родился. В полном недоумении Бенчли благодарит его. В этот момент мимо проходят девушки Фрэнсис Е. Батчер, нищета заставила их разводить кроликов и охотиться на них на улицах. Бенчли приходит в ужас и принимает решение о том, что если когда-нибудь у него будет возможность нанести удар по позорному уличному движению, он это сделает. Теперь мы дошли до этой части рассказа.

Бенчли и молодой Линкольн

Кто-то похлопал Бенчли по плечу. Странное место, подумал Бенчли и поднял взгляд.

— Бенчли, — сказал высокий человек в помятой треуголке с загнутыми полями. Он протянул руку.

— Лесоруб, — ответил на приветствие Бенчли.

— Откуда ты знаешь, что в этой шляпе я не Вашингтон? — быстро спросил Линкольн.

— Ха-ха, — ответил Бенчли. — Как же можно не узнать старого Лесоруба?

Они зашагали в ногу по проспекту.

— Много нарубил? — спросил Бенчли.

— Немного. А ты, Роберт, как твои дела?

— Так себе, — сказал Бенчли.

— Хочешь послушать рассказ? Новый рассказ Линкольна?

— Нет, — ответил Бенчли.

— Хочешь, я расскажу тебе о том, как готовил геттигсбергскую речь? Одна писательница написала об этом совсем неплохо.

— Я читал, — сказал Бенчли. — Вполне ничего.

— Хочешь узнать, что я сделал со Стефеном Дугласом в Иллинойсе?

— Давай выпьем, — предложил Бенчли. Они зашли в салун.

(Это важно. Теперь в биографиях пьет каждый. Собственно, все теперь пьют почти всюду. Это достойно всяческого порицания.)

— Видел Вашингтона? — спросил Линкольн.

— Нет, — ответил Бенчли. — Видел Коннелли?

— Нет, — ответил Линкольн. — Видел Стоунуолла Джэксона?

— Нет, — ответил Бенчли. — А Стюарта видел?

— Нет, — сказал Линкольн. — Но я видел Эндрью Джонсона.

— Тогда все в порядке, — сказал Бенчли. — Я только что виделся с Чарли Макартуром.

— Что теперь делает Макартур?

— Не знаю, — ответил Бенчли. — А чем занимается Джонсон?

— Давай прекратим это, сказал Линкольн. — Хочешь, я расскажу тебе о том, как освобождали рабов?

— Конечно, — сказал Бенчли. — А что про рабов, Линкольн?

— Я их освободил, — ответил Линкольн.

— Ну и что, по-твоему, может из этого выйти?

— Сейчас еще рано об этом говорить. А сам ты чем занимаешься, Роберт?

— Пишу.

— Что-нибудь публикуешь?

— Быстрее, чем пишу.

— Это дает тебе удовлетворение?

— Что ты имеешь в виду?

— Вот это, — Линкольн глубоко вздохнул и сделал жест руками, — превыше всего.

— Я слишком занят, — ответил Бенчли.

— Теперь они зовут меня Освободителем, — сказал Линкольн.

— Неплохое прозвище, — сказал Бенчли. — Звучит лучше, чем Лесоруб.

— Не знаю, — сказал Линкольн. — Мне нравилось старое прозвище.

— Ну что ж, — сказал Бенчли. — Мне пора идти. Появляйся и как-нибудь загляни ко мне, Освободитель.

— Для тебя — Лесоруб, Роберт, — сказал Линкольн и дружески похлопал молодого человека по плечу.

Бенчли вышел на улицу. Странно было снова видеть Линкольна. Как же он был высок!