Интервью Эрнеста Хемингуэя Серго Микояну
Февраль 1960 года. Мы в доме, расположенном в предместье Гаваны. Веселый седой человек в клетчатой рубашке и старой шерстяной безрукавке показывает нам свое жилище, угощает русской водкой, шутит. Мы здесь впервые, но кажется, что уже давно знакомы с хозяином, что просто некоторое время не виделись и очень рады встретиться снова. Мы — это небольшая группа из состава советской делегации во главе с первым заместителем Председателя Совета министров СССР, членом Политбюро А.И. Микояном. Со мной в машине — корреспондент "Огонька" Генрих Боровик. Мы решили, что, несмотря на твердое предубеждение — "никакой прессы внутри дома", я постараюсь провести его через дверь, возле которой стоят строгие, подтянутые молодцы, во всем мире чем-то похожие друг на друга, представляющие собой вполне определенную службу. Наш с Боровиком заговор удался. Благодаря этому, кроме прочего, были сделаны уникальные памятные фотографии.
Мне кажется необходимым привести здесь комментарии сегодняшнего дня, которые помогут читателю получить достаточно полную картину первой и, к сожалению, последней встречи А. И. Микояна с Эрнестом Хемингуэем.
Почему глава правительственной делегации Советского Союза очень хотел выкроить время и встретиться с Хемингуэем? Он читал некоторые из его произведений и был под большим впечатлением от них. И вот мы в Гаване. Здесь живет любимый нами писатель. Как не сделать попытки увидеться с ним?
Он встретил нас на пороге своего дома с приветливой улыбкой. Однако в последовавшем затем разговоре была заметна какая-то натянутость. Хемингуэй, очевидно, считал, что визит советского высокопоставленного гостя — дань моде или стремление предоставить пищу газетчикам, жадным до такого рода сенсаций. Кроме того, общение с буржуазными политиканами, естественно, не могло внушить ему особого доверия к людям, занимающимся политикой.
— Я не только ваш читатель, но и ваш почитатель! — сказал в самом начале разговора мой отец.
Хемингуэй тут же, немного резко, с вызовом, спросил:
— А что вы читали из моих произведений?
— "Прощай, оружие!", "Иметь и не иметь", рассказы, "Старик и море"... В общем, все, что вошло в двухтомник, недавно вышедший у нас.
— И что же вам нравится в них? — все еще недоверчиво поинтересовался наш хозяин.
— Ваша любовь к простому человеку. Больше всего я ценю в ваших произведениях то, что вы умеете найти в людях, стоящих на низших ступенях общественной лестницы, самые высокие человеческие качества... Подчас вы не находите их у привилегированных лиц.
Атмосфера разрядилась, разговор принял оживленный и дружественный характер, часто раздавался веселый смех.
Живой классик оказался вовсе непохожим на образ, который возникает у нас при слове "классик". Не было никакой торжественности, сосредоточенности, царили непосредственность, простота и взаимная симпатия (это отмечает, кстати, и Мэри Хемингуэй в книге "Как это было").
На стене одной из комнат висела шкура льва. Мы решили, что это трофей Хемингуэя. Шкура оказалась предметом особой гордости жены писателя — Мэри. Она тут же начала с увлечением рассказывать, как убила льва. Мэри была удивительно живой и стройной, хотя и немолодой женщиной. Одетая в ковбойку с засученными рукавами, она казалась отличной парой своему мужу, "женским вариантом" Хемингуэя.
Вдвоем они водили нас по уютному, залитому солнцем дому, стоящему на холме, в тенистом парке. В столовой на стене висели две картины, изображающие корриду — бой быков. Они показались мне удивительно знакомыми, хотя я никогда в жизни и не видел корриду. Но такие картины не могли не быть в доме автора "Фиесты".
Любимое место работы Хемингуэя — отнюдь не тот громадный письменный стол, стоящий в кабинете и окруженный стеллажами книг, а всего лишь небольшое бюро, висящее на стене в спальне. Эрнест пишет стоя — "чтобы, — как он говорит, — не засиживаться". Здесь же на кровати разбросаны корреспонденция, книги, которые он сейчас читает или просматривает.
— Вы знаете, Мэри устроила мне специально рабочее место! — И Хемингуэй со смехом ведет нас на улицу. Мы поднимаемся по винтовой лестнице в башню: на высоте примерно третьего этажа находится комната.
— Я думала избавить его от шума, который возникает в доме из-за разговоров или пылесоса. И что бы вы думали: он здесь никогда не работает. Мы поднимаемся сюда, только чтобы полюбоваться видом на Гавану.
— А вот в той стороне даже видно море! — показывает Хемингуэй.
Как нам рассказывает хозяин дома, именно в этой части морского побережья жил старик, послуживший прообразом героя повести "Старик и море". Хемингуэй был своим человеком среди рыбаков, грузчиков и прочего трудового люда, хотя далеко не все знали, что он писатель.
— Кубинцы — замечательный народ. Темпераментный, энергичный. Долгие годы он подвергался угнетению. Правители думали только о собственном обогащении, грабили страну, обманывали народ. У новых руководителей другие цели, они хотят помочь народу. Они еще очень молоды. Некоторые, когда были детьми, даже играли с моими детьми — здесь, в Сан-Франсиско-де-Паула. — (Писатель имел в виду погибшего героя кубинской революции Камило Сьенфуэгоса, который в школьные годы жил неподалеку от дома Хемингуэя и дружил с его сыном.)
— Несколько дней назад я узнал, что в Гаване находится композитор Арам Хачатурян (в связи с открытием советской выставки тогда приехала и группа деятелей нашей культуры. — С. М.). Я люблю его музыку. Мы пригласили его к себе. За обедом у нас был интересный разговор. Он и его жена нам очень понравились.
Самым ценным для Хемингуэя подарком от А. И. Микояна оказались его книги на русском языке, и прежде всего, двухтомник, изданный в СССР в самом начале 1960 года.
— Я слышал, что у вас в стране выходят мои книги. Правда, до меня дошла только повесть "Старик и море" — ее прислал с корабля, зашедшего в Гавану, один русский инженер (позже выяснилось, что это был писатель Н.Н. Михайлов. — С. М.). Вижу у вас точно такую же книгу. Давайте я надпишу вам ее.
— Ваши книги не просто издаются у нас. Они пользуются большой популярностью, воспитывают мужество, героизм.
— Видите ли, настоящий писатель, — задумчиво рассуждает Хемингуэй, — невольно воспитывает своих читателей.
— И невольно становится политиком.
— Я не политик! возразил Эрнест.
— Конечно, я понимаю. Я имею в виду, что это происходит независимо от ваших намерений. Талант писателя, его честность, правдивость объективно приводят к тому, что лучшие его произведения приобретают политическое звучание. Но дело даже не в этом. В нашей стране вас любят за ваш гуманизм, за вашу любовь к жизни. Вообще, считают своим.
— Мне, конечно, приятно, что меня читают в разных странах мира, но я все-таки американский писатель в очень строгом смысле этого слова.
— Лучшие писатели всегда дороги для всех народов.
— Не слишком ли много вы меня хвалите? — смеется наш хозяин. — Писателей надо судить по их произведениям. Хорошо описывать события порой не легче, чем совершать их. Я думаю, что вы, опираясь на богатый опыт вашей жизни, можете подтвердить, что это действительно так. Я очень рад, что встретился с таким человеком, как вы.
А. И. Микоян спросил Хемингуэя, не предполагает ли он посетить Советский Союз. "Вас очень хорошо примут!" — добавляет он.
— Я всегда хотел посмотреть вашу страну, но никак не удавалось по разным причинам. С удовольствием приеду попутешествовать. Я простой человек и не люблю торжественных приемов.
— Конечно, приезжайте хотя бы просто поохотиться.
— Обязательно! Правда, не сейчас. Мне уже шестьдесят лет, и я не могу откладывать осуществление своих планов. Сейчас пишу новый роман, действие которого развивается на фоне корриды. Надеюсь, что он будет лучше "Фиесты". Пока не закончу, вряд ли смогу прервать работу.
— Мечтаю побывать в России! — воскликнула Мэри. — Вы знаете, что я делаю, когда приезжаю в какой-нибудь новый город? Сразу посещаю картинную галерею! Уверена, что в музеях России я увижу много великолепных картин.
На прощание Анастас Иванович пригласил нашего хозяина на прием в отеле "Гавана-Хилтон".
— Благодарю за приглашение, — ответил он, — но я никогда не делаю того, что помешает мне в 6 часов утра приняться за работу. А работаю я каждый день с шести до двенадцати.
Расставаясь с Хемингуэем, мы были уверены, что в недалеком будущем — когда он закончит новый роман или позволит себе сделать передышку — мы встретимся снова, но уже в Москве. Позже, даже зная о его болезни, невозможно было себе представить столь скорый трагический конец. Известие о смерти писателя было ошеломляющим; казалось, что это ошибка, что будет опровержение — как уже случалось раньше. Но на этот раз опровержения не было.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер"