Эрнест Хемингуэй

Мой мохито в Бодегите, мой дайкири во Флоредите

Письмо Эрнесту Хемингуэю от Адрианы Иванчич (год не указан)

6 октября — Золотой век Сумасшедший, добрый, милый старый лев... все ли в порядке у тебя с головой?.. У меня — нет, после того, как я увидела "миллионы"... "Господи, у меня в глазах двоится, — сказала я себе. — У меня троится в глазах..." Но все это оказалось правдой. Папа, я никогда не была в состоянии отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, и, боюсь, не смогу этого сделать и теперь... Да и как, скажи, пожалуйста, можно по достоинству отблагодарить того, кто посылает тебе миллионы, как будто это какая-то мелочь? Папа, дорогой Папа, ты сделал меня такой богатой, что я даже не в состоянии осознать, насколько я богата.

Первые пятьсот долларов я должна была тебе вернуть, потому что, как я тебе говорила, их не принял бы ни один банк — не потому, что там не поверили бы, что у тебя есть текущий счет в нью-йоркском банке, а потому, что не было законного основания, чтобы ты их мне послал. "Мы верим мистеру Хемингстайну, но закон есть закон" — так они говорили. А на этот раз я уже была сыта по горло, потому что подумала о том, что просто смешно, чтобы деньги пересекли океан и через несколько дней должны были пересечь его в обратном направлении. Поэтому, собрав в кулак всю свою храбрость, я решила лично встретиться с мистером Маспроуном и сказать ему (читай внимательно), что ты попросил меня кое-что тебе купить и оплатить кое-какие счета, а деньги мне прислал, чтобы я это сделала. Мистер Маспроун очень обрадовался возможности сделать тебе одолжение и сказал, что "не преминет воспользоваться подвернувшейся оказией и написать тебе письмо". А завтра утром он мне позволит получить деньги. Пока они не будут у меня в руках, я не смогу осознать, насколько я богата. Мне кажется очень странным, что такой маленький чек обладает могуществом, достаточным для овеществления стольких желаний, исполнения стольких надежд...

Знаешь, какая будет моя первая мечта, ставшая явью благодаря тебе? С одной стороны, она делает меня безумно счастливой, а с другой — заставляет грустить. Я сейчас раскрою ее тебе, пожалуйста, пойми, почему. В прошлом году Марина Чиконья (дочь Анны Марии Чиконьи, урожденной Вольпи, внучка Джузепе Вольпи, тетка — или что-то в этом роде — Джованни, сына графини Лили, мать Анны Марии ла Клоче и т. д. — понял?) пригласила меня в путешествие в Триполи, в Африку. Я ее поблагодарила, но сказала, что поехать не смогу, потому что Триполи — это не Кортина и не Париж. Ведь в Париже, если гостишь у Моник, можно жить экономно, а чтобы поехать с ЧиконьейВольпи в Африку, нужно много денег, если хочешь проехаться на верблюде как на такси или совершить небольшое путешествие, не входящее в основную программу, так что здесь все сложнее. Поэтому я сказала "благодарю" и не поехала.

В этом году, уж не знаю почему, поскольку мы с ней не в очень-то близких отношениях, Марина снова меня пригласила. Я поблагодарила ее tt сказала, что подумаю об этом. Всегда нужно оставлять дверь открытой для случая, чтобы он не прошел стороной, ведь правда? И удача пришла спустя неделю или десять дней в обличье твоего чека. Теперь я приняла приглашение и вполне счастлива, даже очень счастлива, что увижу кусочек Африки и смогу нанять для себя одной верблюда, отснять много хороших кадров и быть счастливой. Я буду счастлива и немного печальна, потому что буду гулять по Африке без тебя, видеть ее не через тебя, не твоими глазами, как мне бы хотелось, твою Африку, с добрыми и злыми львами, твоими неграми и всеми неисследованными белыми пятнами, "где еще не ступала нога белого человека". Но я счастлива и буду писать тебе длинные письма, в которых расскажу обо всем, что видела, если только тебя это не утомит. Папа, подумать только! Я собираюсь в Африку! Как же мне отблагодарить тебя! Папа, мне кажется, я очень счастлива... Ты знаешь, что я себе куплю? Так как зимой я всегда простужаюсь, достану себе кашемировый свитер, мягкий, теплый, чудесный и... очень дорогой! Что касается одежды, ты помнишь отрез ткани, который подарил мне в Нерви? Я сделала из него платье по выкройке "классной модели", которое имело поистине огромный успех. Все женщины спрашивают меня, у кого я его заказывала (портной сшил его мне за 5000 лир), а все мужчины говорят мне, "как потрясающе элегантно" я выгляжу. Я не писала бы тебе об этом, если бы это не повторялось много-много раз, потому что, если тебе такое скажут лишь однажды, это можно принять просто за комплимент, но, когда люди повторяют одно и то же много раз, тогда это становится похоже на правду. И, представь себе, что все происходило во время фестиваля, когда Венеция была полна прекрасно одетых женщин, увешанных драгоценностями! Я, конечно, очень этим была горда, и мне очень хотелось всем рассказать "подлинную историю платья, сшитого из отреза, который подарил мне в Нерви добрый лев перед тем, как уехать в солнечный день". Однажды вечером в "Лидо" меня даже сфотографировали в твоем платье, вместе с Моник. Я хотела послать тебе этот снимок, и очень неловко признаться тебе, что я его потеряла. Но в один прекрасный день я покажу тебе кое-что действительно стоящее — платье, а в нем, если бог даст, — себя.

Папа, я очень люблю тебя — и дело здесь не в миллионах, — потому что все, что я с тобой видела, я помню так, как будто это было вчера. Помню нашу первую охоту, нашу встречу у Гетти, первый наш ужин — на который ты пригласил меня, когда я была вся в голубом, а ты принес банку черной икры, а потом вы занимались боксом с Джерардо — и Кортину, Виллу Априле, и Венецию, снова Кубу, и Венецию, и Нерви... Многое из своей жизни я забыла, это было так давно, что мои воспоминания стали отрывочными, забываются даты, события, та вереница вечеров в ночных клубах... Но поверь мне, все, что мы делали вместе — поездки, споры, обложки книг, проблемы, — я помню и храню в своем сердце, Я очень люблю тебя, Папа, по-своему и несмотря на все, потому что, как я сказала Перкотто, в тебе столько шарма...

Скажи мне... что я такого сделала, что заставило тебя почувствовать себя "настолько лучше и таким счастливым, чтобы выслать деньги телеграфным переводом"? Я помню только, что писала и писала всю ночь напролет, а потом запечатала письмо, не перечитав его утром, потому что думала, что, "если я его написала, в нем то, что я чувствовала, и этого вполне достаточно". Помню, что письмо было длинным, в голове моей роилось много мыслей, и я не знала, как их выразить, и это очень меня смущало. Еще помню, что, когда запечатывала письмо, сказала себе: "Папа меня поймет". Но что ты должен был понять, я уже не помню. Только помню, что писала от чистого сердца, и, надеюсь, не была слишком дерзкой. Папа, я счастлива, что ты работаешь, и очень счастлив, и чувствуешь себя немного лучше. Пожалуйста, Продолжай. Прошу тебя из эгоистических побуждений, потому что назло всем злым языкам собираюсь продолжать навещать тебя долгие годы, даже когда состарюсь и стану безобразной. Я найду тебя, покажу тебе самую лучшую свою фотографию и скажу: "Помнишь?", и тогда ты не сможешь не заговорить со мной. Я не шучу.

Я уже говорила тебе, что поеду в Париж? Если это случится, то, наверное, зимой, когда все Соапинелли, к сожалению, будут в Сицилии, а Джеки поедет в Париж учиться. Может быть, мама поедет и заберет его (потому что Джеки не любит надолго отрываться от семьи). Да и без меня мама долго не может. Все это одновременно и очень просто, и сложно.

Бедная Два, такая ужасная реклама, и совершенно незаслуженно. Очень это грустно. Это заставляет ненавидеть все человечество — неудобная штука, если живешь в самой его круговерти.

Очень жаль, что не вышло с документальным фильмом об Африке: это была хорошая задумка и никто не сделал бы это лучше. Но почему же они дали так мало времени? Если ты работаешь и работается тебе легко, я прекрасно понимаю, почему ты не принял это предложение.

Я ни на секунду не поверила, что ты согласился сниматься в фильме. Хотя игра в кино, я считаю, вовсе не зазорное занятие. Мне приятно время от времени читать о тебе заметки в газетах, которые, как я "чувствую и верю", далеко не всегда соответствуют действительности. Уверена, ты почувствовал то же самое и в отношении меня, когда прочел, что "Анна Мария и Адриана убили Вильму Монтесси". (Не говоря уже о том, что бывает и похуже!)

Папа, поверь мне, я тоже "ненавижу расставаться с тобой даже в письме", но письмо становится чересчур длинным, а после того, как я прочитаю письмо по-английски, очень плохо пишу по-итальянски, и, наверное, читать это не очень-то приятно.

Выполняя твой приказ, я тебя не благодарю, но целую... Правильно?

Твоя верная дочь, которую, как всегда, зовут

А. И.

Примечание: Упомянутая здесь Вильма Монтесси была известной в определенных кругах проституткой, которую нашли убитой на пляже в Венеции в начале 50-х годов. Преступление переросло в политический скандал, долго не стихавший в итальянской прессе. В него были вовлечены известные фашисты, ответственные правительственные чиновники, аристократы, включая даже сына Муссолини. Одной из тех, на кого пало подозрение, была Адриана Бизаччия, арестованная за дачу ложных показаний.

Деньги, о которых упоминается в этом письме, возможно, были гонораром за макет книги "Старик и море", выполненный Адрианой.