Эрнест Хемингуэй
|
Хотчнер: ФБР довело Хемингуэя до суицидаРано утром 50 лет назад, в то время как его жена Мэри спала наверху, Эрнест Хемингуэй спустился в прихожую своего дома в Кетчуме, Айдахо, выбрал свое любимое ружье, зарядил патроны в патронник и покончил с собой. Было много различных объяснений в то время: что у него был рак в финальной стадии или проблемы с деньгами, что это была случайность, что он поссорился с Мэри. Ни одно из них не было правдой. Как знали его друзья, он страдал от депрессии и паранойи последний год своей жизни. Мы с Эрнестом были друзьями на протяжении 14 лет. Я инсценировал множество его рассказов и романов на телевидении и в кино, и мы путешествовали вместе по Франции, Италии, Кубе и Испании, где я выступил как запасной матадор на корриде в Сьедад Реале, а Эрнест был моим импресарио. Жажда жизни Эрнеста была заразительна. В 1959 Эрнест заключил контракт с журналом "Лайф", чтобы он написал о главных испанских матадорах Антонио Ардоньесе и Луисе Мигеле Домингине, которые приходились друг другу шуринами. Он отправил мне телеграмму, заставив присоединиться к его туру. Это было выдающееся лето, и мы праздновал 60-летие Эрнеста на протяжении двух дней. Но я вспоминаю это сейчас как последние хорошие времена. Досье ФБР на Хемингуэя
В мае 1960-го Эрнест позвонил мне с Кубы. Он был нехарактерно для него обеспокоен, что незаконченная статья для "Лайфа" достигла 92453 слов. Контракт был на 40000 слов; у него были кошмары. Месяцем позже он позвонил мне снова. Он смог вырезать только 530 слов, он был опустошен и попросил меня приехать на Кубу помочь ему. Я приехал и в следующие 9 дней предложил список сокращений. Поначалу он отверг их, сказав, что если убрать детали - это уничтожит весь эффект от повести. Но в конце концов он неохотно согласился сократить ее до 59916 слов. Смирившись, он сказал, что оставит "Лайфу" урезать остальное до нужного объема. Я сел в самолет до Нью-Йорка, зная, что мой друг "чрезвычайно устал и очень сильно потрепан", но думая, что ему просто необходим отдых и скоро он станет самим собой. В ноябре я поехал на Запад на нашу ежегодную охоту на фазанов и понял, как я ошибался. Когда Эрнест и наш друг Дюк МакМален встретили меня на железнодорожной станции в Шошоне, Айдахо, чтобы отвести в Кетчум, мы не остановились у бара напротив станции, как делали обычно, потому что Эрнесту не терпелось вернуться на дорогу. Я спросил зачем такая спешка. – Федералы. – Что? – Они у нас на хвосте всю дорогу. Спроси Дюка. – Ну… Там была машина, ехавшая за нами от Хейли. – Зачем агентам ФБР преследовать тебя – спросил я. – Это хуже ада Чертов ад. Они поставили жучки повсюду. Поэтому мы едем на машине Дюка. В моей жучки. Повсюду жучки. Не могу пользоваться телефоном. Почту проверяют. Долго мы ехали в тишине. Когда мы повернули на Кетчум, Эрнест сказал тихо: "Дюк, останови и съезжай на обочину. Выключи фары." Он глянул через улицу на банк. Двое людей работали внутри. – Что это – спросил я. – Аудиторы. ФБР прислало их проверить мой банковский счет. – Но откуда ты знаешь? – Зачем еще двум аудиторам работать посреди ночи? Конечно, чтобы проверить мой счет. Все его друзья были обеспокоены: он сильно изменился, выглядел подавленным, перестал охотиться и плохо выглядел. Мы с Эрнестом и Мэри ужинали за день до моего отъезда. Посреди ужина Эрнест сказал, что ему надо срочно уйти. Мэри спросила, что случилось. – Те два агента ФБР в баре, вот что случилось. На следующий день мы с Мэри поговорили наедине. Она была ужасно обеспокоена и огорчена. Каждый день Эрнест проводил часы над своей рукописью своих парижских зарисовок, опубликованных после его смерти под заглавием "Праздник, который всегда с тобой", и пытался писать, но не мог сделать ничего кроме того, чтобы перелистывать страницы. Часто он говорил о том, чтобы покончить с собой, а иногда стоял возле сейфа с оружием, держа одно из ружей, и смотрел в окно. 30 ноября он был зарегистрирован под вымышленным именем в психиатрическом отделении госпиталя святой Марии в Рочестере, Миннесота, где в течение декабря был подвергнут 11 сеансам электрошоковой терапии. В январе он позвонил мне из клиники, с телефона, что был рядом с его комнатой. Он контролировал себя, но его голос звучал немного странно, и его мании не прошли, и не уменьшились. В его комнате – жучки, а телефон прослушивался. Он подозревал, что один из интернов был агентом ФБР. Когда Хемингуэй вышел из госпиталя, он дважды пытался покончить с собой с помощью ружья из сейфа с оружием в вестибюле его дома. А во время полета в клинику Майо, хоть и будучи сильно накачан лекарствами, он пытался выпрыгнуть из самолета. А когда самолет остановился в Каспере, Вайоминг, он попытался накинуться на вращающийся винт двигателя. Я приехал к нему его в июне. Хемингуэй проходил новую серию шоковой терапии, но было как раньше: в машине жучки, в комнате жучки. Я спросил очень осторожно: – "Папа, зачем ты пытаешься себя убить?" – Что ты думаешь происходит с мужчиной в 62, когда он понимает, что больше не сможет написать книги и рассказы, которые обещал себе написать? Или любые другие вещи, которые обещал себе в лучшие дни? – Как ты можешь так говорить? Ты написал прекрасную книгу о Париже, написал настолько прекрасно, что любому остается только надеяться что он сможет так писать. – Лучшая вещь, что я написал. И сейчас я не могу закончить ее. Я сказал ему, чтобы он расслабился или даже отошел от дел. – Отойти от дел? – сказал он – В отличие от игрока в бейсбол, боксера или матадора, как писатель может отойти от дел? Он не может сослаться на то, что ноги повреждены или, на то, что утратил реакцию после травмы спины. Куда бы он ни пошел, он везде слышит один и тот же чертов вопрос: "Над чем вы сейчас работаете?" Я сказал ему, что ему всегда было плевать на эти тупые вопросы. – Что важно для мужчины? Быть здоровым. Хорошо работать. Есть и пить с друзьями. Проводить время с женщиной. У меня ничего из этого нет. Понимаешь ты, черт побери? Ничего из этого. Затем он повернулся ко мне. Я был для него таким же, как все остальные – накачивал его информацией и продавал его ФБР-овцам. После того дня мы больше не виделись. Этот человек, отказавшийся от принятого в то время стиля писательства, несмотря на отказы и бедность, настаивавший на том, чтобы писать в своем уникальном стиле, этот человек, мой большой друг, боялся, он боялся, что его преследует ФБР, что его тело отказывает, что друзья отвернулись от него, что продолжать жить для него больше не вариант. Десятилетия спустя, в ответ на петицию о Свободе Информации, ФБР рассекретило досье Хемингуэя. В начале 1940-х по приказу директора ФБР Эдгара Гувера за Хемингуэем было установлено наблюдение, поскольку ему казалась подозрительной деятельность Хемингуэя на Кубе. С того времени агенты ФБР собирали информацию о нем и записывали его телефонные разговоры. Слежка за ним продолжилась, и когда он лежал в Госпитале святой Марии. Весьма вероятно, что телефон, что был рядом с его комнатой, также прослушивался. Годы спустя, я пытался сопоставить страх Эрнеста перед ФБР, который я, к сожалению, неверно оценивал, с фактом существования досье ФБР на него. Сейчас я верю, что Хемингуэй действительно чувствовал слежку, и что это в значительной степени увеличило его терзания, и привело к самоубийству. Я был в Риме, когда он умер. Я не поехал в Кетчум на похороны. Вместо этого я поехал в Санта-Мария-сопра-Минерва, одну из любимых его церквей, и попрощался с ним там. Я вспомнил его любимое изречение: "Человек не может быть побежден, но может быть уничтожен". Аарон ХОТЧНЕР Газета "Нью-Йорк Таймс", 1 июля 2011. Перевод: http://hemingway-lib.ru |
|
|
||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер" |