Сильвия Бич - Воспоминания о Хемингуэе

Читателей своих Хемингуэй обычно покорял при первом же знакомстве. Помню восторг Джонатана Кейпа, когда он впервые прочел Хемингуэя. Мистер Кейп — издававший в Лондоне полковника Лоуренса и Джойса, приехав как-то в Париж, спросил меня, кого из американцев я посоветовала бы ему издать. "Вот, возьмите Хемингуэя и прочитайте", — сказала я. Так мистер Кейп стал издателем Хемингуэя в Англии.

За что бы ни брался Хемингуэй, он делал это основательно и со знанием дела, даже когда нянчил ребенка. Съездив ненадолго в Канаду, Хэдли и Хемингуэй вернулись в Париж, привезя с собой еще одного "лучшего клиента" — Джона Хэдли Хемингуэя. Зайдя к ним как-то утром и увидев, как Хемингуэй купает сына, я была поражена, — до чего же ловко он обращался с Бэмби. Хемингуэй-pere был по праву горд и спросил, не думаю ли я, что ему обеспечена блестящая карьера в качестве няни.

Бэмби стал частым посетителем "Шекспир и Ко" еще до того, как научился ходить. Бережно держа сына, — правда, иногда вверх ногами, — Хемингуэй читал последние журналы, должна сказать, что это требовало известной сноровки. Что касается Бэмби, он был со всем согласен, лишь бы не расставаться со своим обожаемым Папа. Научившись ходить, он начал требовать, чтобы его вели к "Силвер Бич", как он говорил. Я так и вижу их — отца и сына, держась за руки, они идут по улице. Вижу Бэмби, водруженного на высокий стульчик, серьезно наблюдающего за своим "Стариком" и терпеливо ждущего, когда его, наконец, снимут с насеста. Наверное, иногда ожидание казалось ему невыносимо долгим. Потом я провожала эту пару взглядом, когда они уходили, — не домой, поскольку им нельзя было попадаться Хэдли на глаза, пока она не закончит домашние дела, — а в бистро за углом, там, усевшись за столик и попивая каждый свое — у Бэмби в стакане был гренадин, — они обсуждали все, что случилось за день.

К тому времени все уже побывали в Испании, и впечатления у всех были самые разнообразные. Гертруда Стайн и Алиса Токлас нашли страну очень занятной. Другие, увидев бой быков, приходили в ужас и ретировались задолго до конца. О бое быков писали и с точки зрения морали и с точки зрения секса, живописали яркие краски, которыми изобилует этот спорт, его зрелищность и так далее. Сами испанцы не раз бывали озадачены тем, что пишут иностранцы о "los toros" [О быках (исп.)], и указывали на допущенные неточности.

Хемингуэй действовал не так, как все, вознамерившись писать о быках, он принялся досконально и обстоятельно изучать все, что касалось их. В результате мы имеем "Смерть после полудня", исчерпывающий трактат о боях тореадоров с быками, и мои друзья-испанцы, угодить которым не так-то легко, признают его великолепным. Мне кажется, что лучшие образцы прозы Хемингуэя можно найти именно в этой книге.

Хороший писатель — такая редкость, что, будь я критиком, я старалась бы указывать лишь на то, что заставляет меня верить ему и доставляет радость при чтении. Потому что объяснить тайну творчества, по-моему, невозможно.

Хемингуэй спокойно воспринимает критику — если она исходит от него самого. Никто так сурово не критикует его, как он сам, но, подобно своим братьям писателям, он сверхчувствителен к критике других. Правду сказать, иные критики умеют весьма искусно вонзить острие пера в жертву и с интересом наблюдать ее корчи. Уиндхему Льюису удалось-таки заставить покорчиться Джойса. А его статья, посвященная Хемингуэю и называвшаяся "Тупой бык", на которую тот, к великому моему сожалению, наткнулся в моей лавке, привела его в такую ярость, что он посшибал головки у трех дюжин тюльпанов — подарок, полученный мной на день рождения. В результате ваза перевернулась на книги, после чего Хемингуэй сел за мой стол и выписал мне чек на сумму, вдвое превышающую нанесенный урон.

В качестве книготорговца и библиотекаря я всегда обращала больше внимания на названия книг, чем читатели, которые рвутся к содержанию, не позволяя себе задержаться на пороге. Думаю, что названия Хемингуэя должны были бы получить первый приз на любом конкурсе такого рода. Каждое из них — само по себе — поэма, их волшебная сила способствует успеху Хемингуэя у читателей. Они живут собственной жизнью, обогащая словарный запас Америки. <...>

Ни для кого не секрет, что герой Улисс имел высокопоставленных друзей, вернее, одного друга — богиню Минерву. Она является то в одном обличье, то в другом. На этот раз она явилась в сугубо мужском образе Эрнеста Хемингуэя.

Я надеюсь, что последующие откровения не принесут Хемингуэю неприятностей с властями — ведь не станут же они придираться к нобелевскому лауреату, — и признаюсь, что экземпляры изданного мной "Улисса" проникли в Соединенные Штаты не без участия Хемингуэя.

Я поделилась своими затруднениями с Минервой — Хемингуэем. "Дайте мне сутки!" — сказал он и на следующий день вернулся с готовым планом: со мной свяжется его чикагский друг, некто Бернард Б., очень милый человек, которого он зовет сенбернаром из-за его всегдашней готовности прийти на помощь, и вот этот друг сообщит мне, как можно устроить дело.

В письме, которое я получила от Бернарда Б., было сказано, что он уже сделал кое-какие приготовления и выезжает в Канаду. Он спросил, соглашусь ли я платить за мастерскую, снятую в Торонто, на что я, конечно, сразу же согласилась. Вскоре он прислал мне адрес своего нового обиталища и распорядился, чтобы я отправила книги туда. Что я и сделала. А поскольку в Канаде "Улисс" запрещен не был, все экземпляры благополучно дошли. Теперь ему предстояла работа, требующая от исполнителя незаурядной смелости и ловкости, — нужно было переправить через границу несколько сотен увесистых томов.

Впоследствии Бернард рассказывал мне, как это происходило: он ежедневно заталкивал в брюки одну книгу и садился на паром. В те дни незаконным ввозом спиртного в Америку занимались все, кому не лень, и на пароме всегда находилось несколько личностей с необычными очертаниями фигуры, но это лишь увеличивало риск подвергнуться обыску.

По мере того как работа продвигалась и на руках у него оставалось всего лишь несколько десятков экземпляров, Бернарду почудилось, что портовые чиновники стали с подозрением поглядывать на него. Он опасался, что они могут настойчивей поинтересоваться, что за дела заставляют его ездить взад и вперед каждый день, действительно ли он возит на продажу собственные рисунки? Бернард нашел приятеля, который согласился помочь ему, и теперь они уже вдвоем совершали ежедневную поездку на пароме, причем каждый — поскольку надо было поскорей кончать с этим делом, — вез в брюках два экземпляра, один спереди и другой сзади. По всей вероятности, со стороны они выглядели как парочка беременных мужчин.

Какой тяжкий груз свалился с души нашего друга, — да и с тела тоже, — когда он перевез на другой берег последние тяжеленные тома. Если бы Джойс предвидел все эти трудности, он, вероятно, написал бы книгу потоньше.

Во всяком случае, я хочу, чтобы люди, подписавшиеся на "Улисса" и получившие свои книги, знали, что они должны быть благодарны Хемингуэю и его любезному другу за тот солидный пакет, который компания "Америкэн Экспресс" оставила у них на крыльце как-то утром.

Сильвия Бич - Из книги "Шекспир и компания"