Эрнест Хемингуэй
|
Затонский Д.В. Новаторство Хемингуэя и мастерство новеллы и короткого рассказаЗатонский Д.В. "Жанровое разнообразие современной прозы Запада", Киев, "Наукова думка", 1989
В связи с изменениями в социально-исторической и духовной сферах новеллистика 20—30-х годов приобретает новые качества: прежде всего она изменилась с точки зрения содержания. Характерные для жанра в целом эксперименты существенно изменили и обогатили его литературную технику. Этот период оставил в истории новеллы очень яркий след. Новеллистика Андерсона, Фицджеральда, Хемингуэя, Ларднера отразила кризисные черты в духовной жизни США, разлагающее влияние на человека буржуазного общества. Если писатели 20-х годов показали силы разрушения, то писатели 30-х увидели и силы созидающие, создали образы борцов за лучшую жизнь (новеллы Майкла Голда, Альберта Мальца, Ричарда Райта). Создание образа человека, занимающего в рассказе центральное место, является несомненной заслугой американской новеллистики 20—30-х годов. Творчество Андерсона, Драйзера, Хемингуэя и Фолкнера оказало решающее влияние на развитие жанра как в Америке, так и в Европе. Эти мастера short story раздвинули рамки новеллы и продемонстрировали новые содержательные и формальные ее возможности. Исследование новаторских черт новеллистики этих писателей представляет первостепенный интерес в деле изучения истории и теории жанра и особенностей американской новеллы. Хемингуэй начал свой литературный путь сборником рассказов «В наше время», изданным в Нью-Йорке в 1925 г. Все рассказы сборника объединяют ведущая тема — воспоминания о войне и о том, что она принесла,— и главный герои Ник Адамс, травмированный войной, вспоминающий о родном Мичигане, о тех, кто испытал на себе ужас войны, о людях «потерянного поколения». Необычна композиция сборника: рассказы перемежаются миниатюрами, в которых события внешнего мира переданы в восприятии очевидца. Миниатюры напоминают газетные материалы, где тема войны получает социальную окраску. Рассказы, в отличие от них, представляют собой психологические этюды, в которых действию отводится второстепенная роль, а главными оказываются внутренний мир героя, взаимодействие автора и героя. Расположением рассказов и миниатюр подчеркивается ироническое противопоставление мирного и военного времени. Необычна не только композиция книги, но и манера повествования, затрудняющая порой понимание авторского замысла: одни рассказы отличаются четкостью эпизодов и деталей, другие же вызывают неясные ассоциации. На всем сборнике лежала печать эксперимента, художественных поисков и первых открытий Хемингуэя. Были в нем и следы литературных влияний. В рассказах «Мой старик» и «Дома» слышны андерсоновские интонации, но дополненные типичными для Хемингуэя «я сказал», «он сказал» и недосказанными репликами. Лаконизм здесь еще несколько угловат, а объективность слишком подчеркнута: лаконичная и объективная манера повествования напоминает новеллы Крейна. Характерной чертой стиля являются повторы, порой нарочитые, как в этом отрывке из рассказа «Дома»: «Он был не прочь иметь женщину, но не хотел долго добиваться ее. Не хотел никаких уловок и ухищрений. Он не хотел тратить время на ухаживание. Не хотел больше врать. Дело того не стоило. Он не хотел себя связывать. Он больше не хотел себя связывать. Он хотел жить, не связывая себя ничем». Вместе с тем, благодаря именно таким повторам, передается внутреннее, психологическое состояние героя, его мировосприятие и мироощущение, изменение взгляда на мир и на себя самого. Сопоставление ранних рассказов с более поздними убеждает, что стиль Хемингуэя вырабатывался постепенно и совершенствовался от книги к книге. Но характерные черты мировосприятия писателя и основные особенности стиля проявились уже в первых рассказах. Писателю удалось лаконично и точно отразить внешний мир п сложное психологическое состояние героя. Последнее достигалось прежде всего с помощью подтекста, который явился новым художественным приемом, разработанным Хемингуэем и обогатившим новеллистическую прозу XX в. Советский критик И. Кашкин, которого Хемингуэй считал «лучшим из всех критиков», высказал глубоко верное суждение: «В произведениях Хемингуэя, как и у Чехова, так многое зависит от авторской интонации, подтекста, непосредственного эмоционального контакта с читателем, что, пересказывая их, трудно сохранить цвет, вкус, аромат — словом, все то, что конкретно выражает их сущность. Никакой анализ не передаст убедительность и силу боли и сострадания, которые делают книги Хемингуэя такими человечными, и не может заменить непосредственного воздействия его творчества». В этом высказывании хотелось бы подчеркнуть точное наблюдение критика о важности «авторской интонации, подтекста, непосредственного эмоционального контакта с читателем». Контакт возникает благодаря мастерскому использованию диалога и подтекста, вовлекающих читателя в атмосферу новеллы. Не только настроение, но и авторская идея как бы замаскированы в подтексте. Известно, что подтекст существовал и до Хемингуэя. Мастером подтекста был А. П. Чехов, и современная проза, если говорить о технике подтекста, очень многим обязана именно Чехову-новеллисту. Но Хемингуэй, используя «принцип айсберга», развил в своих новеллах ассоциативные связи, опираясь на подтекст и совокупность художественных приемов и средств. «Он,— писал советский американист И. Финкельштейн,— верно передавал новое соотношение между изображенным и неизображенным в своих рассказах: подтекст, подводная часть «айсберга», становился настолько весомым, что образовывал второй и притом чрезвычайно важный план рассказа, не только не совпадавший с первым, но часто как бы и противоречивший ему. И в то же время подтекст был очень тесно связан с текстом: его можно было прочесть только «сквозь» текст... Это и было новаторством Хемингуэя: особая двуплановая структура прозы и экономная, но хорошо разработанная система изобразительных средств...» В таких новеллах, как «Кошка под дождем», «Белые слоны», «Канарейку в подарок» (1927), «Там, где чисто, светло» (1933), атмосфера создается подтекстом, почувствовать и понять который помогают повторы и «ключевые фразы». В «Белых слонах» чувство одиночества и утраты чего-то важного передается словами: «Мне все равно, что со мной будет» (эта фраза повторяется трижды); «То, что раз упущено, никогда не вернется». Герои не понимают друг друга, будто находятся в разных измерениях, утрачена какая-то общность, чувство друг друга. Это настроение потери, пронизывающее повествование от начала до конца, передается в диалоге и повторах, подтекстом. Новелла «Канарейка в подарок» почти вся построена на диалоге, который перебивается важными смысловыми деталями: «В поезде было очень жарко...», «за окном пыльные деревья... и серые холмы», «фабричный дым», «горящая ферма», «вагоны, попавшие в крушение». Все изобразительные средства и диалоги, такие «ключевые фразы», как «Все было словно натощак», «Американцы — самые лучшие мужья», подготавливают заключительную фразу: «Мы возвращались в Париж, чтобы начать процесс о разводе». «Там, где чисто, светло» — новелла об одиночестве и о том, как важно для человека — особенно одинокого,— чтобы был свет, чтобы были чистота и порядок, чтобы было место, где чисто и светло. Трагедия одиночества — в слове «ничто», которое повторяется по-испански несколько раз: «nada y pues nada y nada y pues nada» («ничто и только ничто, ничто и только ничто»). Во всех этих рассказах Хемингуэя доминирующую роль играют диалоги, в которых раскрывается характер того или иного героя. В новелле в силу краткости формы преимущества подтекста особенно ценны. Благодаря ему писатель может наполнить короткую прозаическую форму большим смыслом, углубить содержание произведения. Примерами, где роль подтекста значительна (и в содержании, и в форме), служат «Белые слоны» и «Кошка под дождем». Характерно, что такие новеллы не поддаются пересказу, ибо при этом пропадают и подтекст, и особая интонация, и настроение. При пересказе утрачивается сущность. Такие новеллы надо только читать, и потому им обеспечена долгая читательская жизнь. Но и при чтении подтекст «Белых слонов» или «Кошки под дождем» воспринимается далеко не всеми. Читатель должен быть подготовлен, способен к самостоятельности мышления, наделен воображением и художественным чутьем. Того же требуют и недосказанные диалоги, в основе которых также подтекст. Отличительной чертой хемингуэевского подтекста является его многозначность, которая раскрывается постепенно, как в новеллах «Убийцы», «Какими вы не будете», «Кросс по снегу», «Там, где чисто, светло». Иногда значение подтекста помогают понять другие рассказы. Так, новеллы об экспатриантах как бы проясняют подтекст диалога в «Белых слонах» и «Кошке под дождем». В новелле «Убийцы» неясно, в чем виноват Андерсон, за что его преследуют. Новеллы «Пятьдесят тысяч» и «Чемпион», в которых нарушение кодекса чести карается смертью, проясняют смысл подтекста в «Убийцах». Важную смысловую нагрузку имеют «ключевые фразы». В новеллах «Альпийская идиллия», «Снега Килиманджаро», «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» это фраза «ничего не надо делать слишком долго». Уже в ранних новеллах поиски Хемингуэя закрепились как принципиально новые черты краткой прозы нашего века: объективированная манера повествования, отсутствие комментирования, традиционных завязок и эффектных концовок, доминирующая роль диалога, недосказанность и намеки, которые расшифровываются всем кон текстом произведения. Как писал И. Кашкин, «это именно задачи, требующие только внимательного, активного чтения и тогда легко решаемые, а вовсе не загадки, как во многих рассказах Бирса, По или Копан Дойля...». Позднее эти черты найдут продолжение в новеллистике Сэлинджера, Капоте, Апдайка. Одна из ведущих тем Хемингуэя — тема победы и в поражении — впервые нашла отражение в сборнике рассказов «Мужчины без женщин» (1927). Герой «Непобежденного» — стареющий матадор — выходит на арену и получает тяжелое ранение в схватке с быком, но остается непобежденным, так как боролся до конца и сохранил право носить колету. Мужество в борьбе, которую нужно вести до конца, характерно для многих героев Хемингуэя. Последний из «непобежденных» — старый рыбак Сантьяго («Старик и море») произносит знаменательные слова, в которых заключено кредо самого писателя: «Человек не для того создай, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить». В новеллах Хемингуэя герой — это фокус, стягивающий все нити повествования, ибо то, о чем рассказывается, связано с его опытом, знанием, характером, мировоззрением. В отличие от героев Мопассана, О. Генри, Лондона, персонажи Хемингуэя почти утрачивают связь с вещами, и потому вещи не характеризуют героев. Характеристика персонажей обычно заключена в диалоге, который тем самым получает новые качества. Новаторство Хемингуэя проявилось в своеобразном сплаве содержания и формы, в неповторимости его стиля, в демократизации героя, в показе, а не в описании его, в оригинальном переплетении американских и европейских традиций (Мелвилл и Крейн, Тургенев и Толстой). В новеллах Хемингуэя действуют спортсмены, охотники, солдаты, матадоры, рыбаки. Это люди активного действия, люди чести и долга, характеры мужественные, стоические. Основная ситуация выделяется в новелле сразу, а действие, как правило, ограничено во времени — все происходит «сейчас». За счет такого уплотнения времени достигается динамичность повествования. В письме к И. Кашкину Хемингуэй писал: «Если тебе в рассказе удается доститнуть той насыщенности и значительности, которых другой достигает только в романе,— твоему рассказу обеспечена столь же долгая жизнь, если, конечно, он и в других отношениях хорош». Героев Хемингуэя читатель наблюдает в моменты напряженной борьбы или острых переживаний, но показаны они изнутри. Тем самым новелла как бы вмещает две темы: внешнюю и внутреннюю. Насыщенность новеллы и ее динамика ощущаются в полной мере тогда, когда мы постигаем внутреннюю тему. Внешняя же находит выражение в тщательной передаче деталей, в диалоге, которые лишь на первый взгляд незначительны. Как, например, в «Кошке под дождем», где все средства и приемы служат раскрытию внутренней темы — тоски, скуки, отчужденности двух людей. Эмоциональный фон новеллы создается повторами, которые образуют своеобразные лейтмотивы, передающие психологическое состояние героев. Один из лейтмотивов — дождь, другой — кошка. В 1933 г. вышел третий сборник Хемингуэя «Победитель не получает ничего». Предельно лаконичная форма рассказов, внутренние монологи и краткие диалоги обнажают идею кризиса, создают определенную атмосферу и настроение, передающие кризисное состояние героев («Там, где чисто и светло», «После шторма», «Какими вы не будете»). Использование внутреннего монолога, «потока сознания», диалога, детали, подтекста позволило писателю показать действительность через отношение к ней героя. Два голоса — автора и героя — сливаются в один, и в этом проявилась характерная черта лирико-психологической прозы писателя. Новое видение действительности определило новизну формы и ее оригинальность как в новеллах, так и в романах Хемингуэя. Взаимодействие новеллистической и романной прозы в творчестве Хемингуэя обогатило каждый из этих прозаических жанров во многих отношениях, в том числе и в формальном. Многообразие возможностей жанра и реалистических форм с особой наглядностью проявилось в новеллистике Хемингуэя и Фолкнера. И в структурном, и в стилистическом, и в языковом отношении это две, во многом непохожие, художественные стихии, отражающие индивидуальное авторское видение. У Хемингуэя — лаконичная по смыслу и по форме новелла, у Фолкнера — композиционная усложненность и орнаментальность формы, у Хемингуэя — «телеграфный» стиль, внешне простая точная проза, у Фолкнера — несколько тяжеловесное красноречие и декоративность языка и стиля. И по содержанию, и по формальному воплощению это два различных взгляда на действительность, два различных способа ее отражения в новелле. Неистовое стремление к правде объединяет этих писателей, но каждый из них по-своему воссоздал жизнь и человека XX в. Разница в мировосприятии двух художников слова точно подмечена П. Палиевским: «Хемингуэй — это стоическое ожидание и оборона; Фолкнер — яростное, убежденное в своем превосходстве наступление. У Хемингуэя человек решил, что положение безнадежно, но действует, потому что так ему велит его человеческий долг. Никто из «людей Фолкнера» и пальцем бы не пошевелил, если бы думал что-либо подобное. Любой из них убежден, что он по меньшей мере равен всем силам мира...». Д.В. Затонский
|
|
|
||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер" |