Эрнест Хемингуэй
|
Райский сад. Глава двадцать девятаяТолько в полдень он наконец отказался от попыток работать. Первое предложение он написал сразу же, как только вошел в комнату, но дальше ничего не получалось. Дэвид зачеркнул первую фразу и попробовал начать сначала, и снова – полная пустота. Следующая фраза не шла, хотя он отчетливо слышал ее. Дэвид попытался еще раз начать с простого предложения, и снова – ничего. Ничто не изменилось и через два часа. Дальше первой фразы он так и не двинулся, а все последующие получались чрезвычайно пустыми и бесцветными. Дэвид не сдавался целых четыре часа, пока не понял, что его настойчивость бессильна перед случившимся. Он признал это, но не смирился, закрыл и спрятал тетрадь с зачеркнутыми рядами строчек и отправился на поиски Мариты. Она читала на террасе, греясь на солнышке, и, едва взглянув на Дэвида, все поняла и спросила: – Ничего? – Хуже, чем ничего. – Совсем-совсем? – Ни строчки. – Давай выпьем, – сказала Марита. – Давай, – согласился Дэвид. Они вошли в бар, и вслед за ними в открытую дверь проник теплый день. Это был прекрасный день, такой же, как вчера, или даже лучше, потому что лето уже уходило, и каждый погожий день воспринимался как подарок. «Нельзя терять времени, – подумал Дэвид. – Попробуем провести его хорошо, в свое удовольствие». Он смешал мартини, наполнил стаканы, и напиток получился на вкус ледяным и несладким. – Ты правильно сделал, что начал писать сегодня утром, – сказала Марита. – Но давай пока забудем об этом. – Хорошо. Он взял бутылку джина «Гордонз», слил воду из-под оттаявшего льда и стал отмерять напитки, наливая их в пустой стакан. – Чудесный день, – сказал он. – Что будем делать? – Пойдем купаться, – сказала Марита. – Жаль терять такой день. – Хорошо, – сказал Дэвид. – Предупредить мадам, что мы опоздаем к обеду? – Она уже приготовила для нас холодные закуски, – сказала Марита. – Я подумала, ты захочешь поплавать в любом случае, как бы тебе ни работалось. – Очень предусмотрительно, – сказал Дэвид. – А как мадам? – С синяком под глазом, – ответила Марита. – Не может быть. Марита рассмеялась. Они обогнули мыс по лесной дороге, оставили машину в одном из тенистых островков хвойного леса и перенесли корзину с едой и пляжные принадлежности в спрятавшуюся в прибрежных скалах бухту. Дул слабый восточный ветер, и, когда они вышли из зарослей пиний к морю, оно было темно-синего цвета. Прибрежные скалы были красными, песок в бухте лежал желтыми складками, а вода над песчаным дном, когда они подошли к морю, оказалась янтарно-прозрачной. Они спрятали корзину и рюкзак в тени самого большого из камней, разделись, и Дэвид, собираясь нырять, забрался на камень. Он стоял на камне под солнцем, голый и загорелый, и смотрел на море. – Хочешь нырнуть? – крикнул он Марите. Она покачала головой. – Я подожду тебя. – Нет, – крикнула она и вошла в воду по бедра. – Ну и как? – спросил Дэвид сверху. – Прохладнее, чем обычно. Почти холодная. – Хорошо, – сказал он, и, пока она, глядя вверх на Дэвида, медленно входила в воду, сначала по живот, потом по грудь, он выпрямился, привстал на мысках, на какое-то время застыл в воздухе, а потом метнулся вперед и вниз, легко разрезав воду, точно дельфин. Она поплыла к бурлящему кругу, но Дэвид уже вынырнул рядом, подхватил ее, обнял и прижался солеными губами к ее губам. – Elle est bonne, la mer, – сказал он. – Toi aussi.1 Они поплыли за пределы бухты в открытое море, туда, где подножие горы скрывалось под водой, и там, лежа на спине, раскачивались на волнах. Вода остыла, но верхний слой немного прогрелся, и Марита лежала, выгнув спину, так что вся голова, кроме носа, была под водой, а поднятые ветерком еле заметные волны нежно омывали ее загорелую грудь. Из-за яркого солнца глаза ее были закрыты. Дэвид плыл рядом и, поддержав ее голову рукой, поцеловал сначала левую, а потом правую грудь. – У них вкус моря, – сказал он. – Ты мог бы заснуть прямо здесь? – А ты? – Я не смогу лежать только на спине. – Поплывем подальше и назад. – Давай. Они заплыли далеко, так далеко, что показался берег за соседним мысом, а потом и багряные вершины поднимавшихся над лесом гор. Они полежали на спине, глядя на берег, и не спеша поплыли назад, останавливаясь перевести дух, сначала, когда скрылись из виду вершины гор, потом, когда спрятался соседний мыс, а затем уверенно, в один прием миновали вход в бухту и выбрались на берег. – Устала? – спросил Дэвид. – Очень, – сказала Марита. Она никогда не заплывала так далеко. – Сердце выскакивает? – О нет, все хорошо. Дэвид подошел к большому камню и взял одну из бутылок тавельского и два полотенца. – Ты похожа на котика, – сказал он, опускаясь на песок рядом с Маритой. Он протянул ей вино, она отпила из бутылки и вернула ее Дэвиду. Он тоже сделал большой глоток, а потом Марита, растянувшись на солнышке, на бархатистом сухом песке возле корзины с закуской, сказала: – Кэтрин, наверное, не устала бы. – Как бы не так. Просто она не плавала так далеко. – Правда? – Мы очень много проплыли, малышка. Я ни разу не видел с моря гор. – Ну хорошо, – сказала она. – Сегодня мы ей все равно ничем не поможем, так что не будем думать об этом, Дэвид? – Да. – Ты еще любишь меня? – Да. Очень. – Может быть, я совершила большую ошибку, и ты стараешься меня не обидеть? – Никакой ошибки, и я вовсе не стараюсь. Марита взяла в горсть несколько ярких редисок и съела их, не торопясь, запивая вином. Редиска была молодая, хрустящая и терпкая. – Не расстраивайся из-за работы, – сказала она. – Все будет хорошо. Я уверена. – Конечно, – сказал Дэвид. Он вынул вилкой сердцевину артишока, обмакнув свернутый комочек в приготовленный мадам горчичный соус. – Можно мне еще тавельского? – спросила Марита. Она сделала большой глоток и вдавила бутылку донышком в песок рядом с Дэвидом, прислонив ее к корзине. – Хороший обед приготовила нам мадам, правда, Дэвид? – Превосходный. Неужели Ороль ее поколотил? – Не сильно. – Она часто ссорится с ним. – Он старше и был прав, поколотив ее, когда она разбушевалась. Она сама мне призналась под конец. И просила передать тебе… – Что еще? – Признание в любви. – Она и тебя любит, – сказал Дэвид. – Нет же. Глупый. Просто, она на моей стороне. – Давай договоримся: больше ничьих сторон нет. – Нет, – согласилась Марита. – Я и не хотела. Просто так получилось. – Что получилось, то получилось. Дэвид передал ей банку с нарезанными артишоками и соус и достал вторую бутылку тавельского. Бутылка все еще была холодной. Он выпил вина. – Нас просто издергали, – сказал он. – Сумасшедшая женщина вконец издергала Бернов. – Бернов? – Конечно, Берны – это мы. Потребуется немного времени, чтобы оформить бумаги. Но это формальность. Хочешь, я дам письменное заверение. Думаю, с ним я справлюсь. – Я тебе и так верю. – Я напишу это на песке, – сказал Дэвид. Вернувшись, они заснули крепким сном и проспали чуть ли не до вечера, а когда Марита открыла глаза и посмотрела на спящего рядом Дэвида, солнце уже садилось. Дэвид спал, крепко сжав губы, вытянув руки вдоль тела, и ровно дышал во сне, а женщина смотрела на его лицо, грудь, думая о том, что до сих пор видела его спящим только два раза. Она подошла к двери в ванную, взглянула на себя в высокое зеркало и улыбнулась. Одевшись, она пошла на кухню поболтать с мадам. Позже, пока Дэвид все еще спал, она присела рядом с ним на кровать. В сумерках на фоне загорелого лица волосы его казались совсем светлыми. Она ждала, когда он проснется. Они сидели в баре за виски с содовой. Марита старалась пить поменьше. – Ты бы мог ездить в город каждый день, – сказала она, – брать газеты, заходить в бар и читать их в одиночестве. Жаль, здесь нет клуба или кафе, чтобы ты обзавелся приятелями. – Чего нет, того нет. – И все же тебе иногда надо бывать одному, без меня, когда ты не работаешь. А то кругом – одни женщины. Я хочу, чтобы у тебя появились друзья. В этом Кэтрин была очень не права. – Она не нарочно. Я сам виноват. – Может быть, и так. А у нас будут друзья? Настоящие друзья? – У нас уже есть по одному. – А другие будут? – Возможно. – И ты забудешь меня, потому что с ними будет интереснее. – Интереснее не бывает. – Но появятся молодые, современные, знающие много нового люди, и я тебе наскучу. – Не появятся, и ты не наскучишь. – Я их убью. Я – не Кэтрин, я тебя никому не уступлю. – Вот и хорошо. – Хочу, чтобы у тебя были друзья и фронтовые товарищи, с которыми можно было бы охотиться и играть в карты в клубе. Ну а женщины-подруги тебе ни к чему, правда? Молодые, современные, влюбчивые, по-настоящему понимающие тебя и тому подобное. – Ты же знаешь, я не повеса. – Женщины постоянно меняются, – сказала Марита. – Каждый день новые. Никто не застрахован, а уж тем более ты. – Я люблю тебя, – сказал Дэвид, – и ты – моя жена. Главное – не принимай близко к сердцу. Просто будь рядом. – Я с тобой. – Знаю, и я рад видеть тебя, чувствовать, что ты рядом и что мы будем спать вместе и будем счастливы. В темноте Марита лежала, прижавшись к нему, и он ощутил прикосновение ее губ, груди, рук. – Я – твоя женщина, – шептала она в темноте. Твоя. Что бы ни случилось, я всегда буду твоей. Ласковой и любящей. – Да, моя любовь. Спи. Спи сладко. – Раньше ты, – сказала Марита, – я приду через минутку. Когда она вернулась, Дэвид уже спал, и она забралась под простыню и легла рядом. Он спал на правом боку, и дыхание его было тихим и ровным. Примечания1 Море прекрасно. И ты тоже (франц.)
|
||||
|
|||||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер" |