Эрнест Хемингуэй
|
Иметь и не иметь. Глава двенадцатаяПридя домой, он не стал зажигать свет, он снял внизу башмаки и в носках поднялся по каменной лестнице. Он разделся и, оставшись в одной рубашке, лег в постель, прежде чем проснулась его жена. Она окликнула в темноте: «Гарри», – и он сказал: «Спи, спи,старуха». – Гарри, в чем дело? – Собираюсь в рейс. – С кем? – Ни с кем. Может быть, с Элбертом. – На какой лодке? – Я взял свою лодку. – Когда? – Только что. – Ты попадешь в тюрьму, Гарри. – Никто не знает, что я взял ее. – Где она? – Спрятана. Лежа неподвижно в постели, он почувствовал на своем лице ее ищущие губы и потом прикосновение ее руки, и он повернулся и крепко прижался к ней. – Ты хочешь? – Да. Сейчас. – Я спала. Помнишь, как мы делали это во сне? – Слушай, тебе не мешает культяпка? Тебе не противно? – Ты глупый. Мне даже нравится. Все, что твое, мне нравится. Положи ее сюда. Нет, сюда. Вот так. Правда, мне нравится. – Точно ласт у морской черепахи. – Ты вовсе не черепаха. А верно, что они это делают целых три дня? – Верно. Слушай, ты потише. Мы разбудим девочек. – Они не знают, какой ты у меня. Они никогда не узнают, какой ты у меня. Ох, Гарри, если б тебе не надо было уезжать. Если б тебе никогда не надо было уезжать. Скажи, ты со многими женщинами спал – кто лучше всех? – Ты. – Неправда. Ты всегда говоришь мне неправду. – Правда. Ты лучше всех. – Я уже старая. – Ты никогда не будешь старая. – И я болела. – Если женщина хорошая, это не имеет значения. – Положи культяпку сюда. Вот так. Так. Так. – Мы слишком шумим. – Мы говорим шепотом. – Я должен уйти до рассвета. – Ты спи. Я разбужу тебя. Когда ты вернешься, мы повеселимся. Поедем в Майами и остановимся в гостинице, как когда-то. Совсем как когда-то. В таком месте, где нас никто никогда не видел. Знаешь что? Давай поедем в Новый Орлеан? – Может быть, – сказал Гарри. – Ладно, Мария, мне теперь надо спать. – Поедем в Новый Орлеан? – Отчего не поехать. Только сейчас мне надо слать. – Ну, спи. Ты мой сладкий. Спи, спи. Я разбужу тебя. Не беспокойся. Он уснул, вытянув на подушке обрубок ампутированной руки, а она еще долго лежала и смотрела на него. Свет уличного фонаря падал в окно, и его лицо было освещено. Я счастливая, думала она. Глупые девочки. Они не знают, что у них будет. Я знаю, что у меня есть и что у меня было. Я счастливая женщина. Он говорит, как у морской черепахи. Я рада, что это случилось с рукой, а не с ногой. Я бы не хотела, чтоб он потерял ногу. Почему это нужно было, чтоб он потерял руку? Чудно все-таки, но мне это не мешает. С ним мне ничего не мешает. Я счастливая женщина. Таких мужчин больше нет. Кто не пробовал, тот не знает. У меня их было много. Я счастливая, что мне достался такой. Может ли быть, что черепахи чувствуют то же, что и мы? Может ли быть, что они все время это чувствуют? Или, может быть, самке это больно? Черт знает, о чем только я думаю. Как он спит, совсем как маленький. Лучше мне не спать, чтобы вовремя разбудить его. Господи, я бы это могла всю ночь, если б мужчины были иначе устроены. Я бы хотела так: всю ночь, и совсем не спать. Совсем, совсем, совсем не спать. Совсем-совсем. Только подумать, а? В моем возрасте. Я еще не стара. Он сказал, что я все еще хорошая. Сорок пять, это еще не старость. Я на два года старше его. Как он спит, точно маленький мальчик. За два часа до рассвета они уже возились в гараже у бака с бензином, наливали и закупоривали бутыли и устанавливали их в багажнике машины. Гарри прицепил к правой руке крючок и очень ловко двигал и поднимал оплетенные ивовыми прутьями бутыли. – Ты позавтракать не хочешь? – Когда вернусь. – Даже кофе не хочешь? – А есть? – Есть. Я поставила на плиту, когда мы выходили. – Ну, принеси сюда. Она принесла кофе, и он выпил его в темноте, присев на колесо машины. Она взяла чашку и поставила ее на стеллаж. – Я поеду с тобой, помогу тебе перетаскивать бутыли, – сказала она. – Ладно, – ответил он, и она села с ним рядом, крупная женщина с длинными ногами, крупными руками, крупными бедрами, все еще красивая, в шляпе, низко надвинутой на крашеные золотистые волосы. В предрассветной темноте и прохладе они ехали по шоссе сквозь туман, тяжело нависший над равниной. – Чем ты встревожен, Гарри? – Не знаю. Так просто тревожно. Ты что, решила отпускать волосы? – Да, думаю, может, отпустить. Девочки все ко мне пристают. – Ну их к черту. Оставь так, как сейчас. – Ты правда так хочешь? – Да, – сказал он. – Мне так нравится. – Тебе не кажется, что я уже старая и некрасивая? – Ты красивее их всех. – Хорошо, я подстригусь опять. Я могу сделать цвет еще светлее, если тебе нравится. – Что вообще за дело девочкам до того, что ты делаешь? – сказал Гарри. – Нечего им надоедать тебе. – Ты же знаешь, какие они. Ты же знаешь, девочки всегда такие. Слушай, если у тебя рейс будет удачный, мы поедем в Новый Орлеан, хорошо? – В Майами. – Ну, хотя бы в Майами. А их оставим здесь. – Раньше я должен сделать этот рейс. – Ты чем-то встревожен, скажи? – Нет. – Ты знаешь, я целых четыре часа не могла заснуть, все думала о тебе. – Ты славная старуха. – Мне стоит только подумать о тебе, и я сейчас же хочу тебя. – Ну, теперь давай переливать бензин в баки, – сказал ей Гарри.
|
||||
|
|||||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Хемингуэй Эрнест Миллер" |